Институт мировой литературы им. А.М. Горького ::

Специальность 10.01.03 – литература народов стран зарубежья
(литературы Европы)

Работа выполнена в отделе классических литератур Запада и сравнительного литературоведения Института мировой литературы РАН

Актуальность темы исследования. В настоящее время исследователи литературы XVIII века ищут новые подходы к творчеству писателей для того, чтобы преодолеть сложившиеся стереотипы мысли и создать более точную и объемную картину культуры этой эпохи. Одним из таких подходов может стать изучение проповедей, созданных писателями, и проблемы соотношения разных сторон их творчества: художественной и религиозной. Проповедь как произведение словесного творчества в последнее время привлекает все большее внимание отечественных литературоведов: появились диссертации, посвященные проповедям некоторых русских, французских (Боссюэ), английских (Беды Досточтимого, Джона Донна), немецких (современных) авторов [1].

Известно, что многие английские писатели эпохи Просвещения были не только литераторами, но и служителями церкви. Как нам представляется, сочетание пастырских трудов и литературной деятельности является особенно характерным именно для английской культуры XVIII века. Следовательно, мы можем попытаться описать и осмыслить феномен священника-литератора как своеобразную черту английской культуры эпохи Просвещения.

Из литераторов XVIII века мы выбрали трех прозаиков, чье творчество, несомненно, относится к числу вершинных художественных достижений своей эпохи: Джонатана Свифта, Лоренса Стерна и Сэмюэля Джонсона. Свифт и Стерн были англиканскими священниками, Сэмюэль Джонсон, которого многие исследователи считают ключевой фигурой своего времени, сам не будучи рукоположен, писал проповеди для знакомых священников по их просьбе. Подобная помощь литератора священнику в составлении проповеди не была единичным явлением, поэтому ее можно рассматривать как своеобразную черту культуры изучаемой эпохи. Проповеди писателей XVIII века до сих пор практически не привлекали внимание отечественных литературоведов, между тем они дают богатый материал для нового взгляда как на творчество этих писателей, на соотношение художественного и религиозного начал в их мировоззрении, так и на английскую культуру эпохи Просвещения в целом. Таким образом, нам представляется важным проанализировать проповеди этих писателей в контексте их художественного творчества, чтобы привлечением нового материала способствовать тенденции более широкого осмысления эпохи Просвещения.

Цели и задачи исследования. Целью настоящей работы является уточнение общепринятых представлений о взаимодействии художественной и религиозной мысли в эпоху Просвещения на материале изучения проповедей Дж. Свифта, С. Джонсона и Л. Стерна. В соответствии с поставленной целью были сформулированы следующие задачи исследования:

Как свидетельствуют уже защищенные по теме проповеди диссертации, методология анализа проповеди пока еще недостаточно разработана отечественным литературоведением, каждый автор, отталкиваясь от специфики своего материала, ищет свой подход. Мы исходили в данной работе из того, что проповедь не является собственно литературным произведением (ее цели и задачи существенно иные); в то же время возможно подойти к ней с литературоведческой точки зрения, как к феномену словесной, риторической культуры. В осмыслении проповеди как риторического жанра мы опираемся на общие работы Н.Гроссу, В.Ф.Певницкого, М. Л. Гаспарова и Джорджа А. Кеннеди[2]. Мы рассматриваем проповеди Свифта, Джонсона и Стерна, с одной стороны, в контексте традиции англиканской проповеди; с другой стороны - в контексте их собственного художественного творчества, используя историко-литературный, сравнительный и культурологический методы.

Научная новизна исследования определяется тем, что в нем впервые в отечественном литературоведении проповеди трех ведущих писателей и деятелей культуры XVIII века - Свифта, Джонсона и Стерна – рассмотрены как неотъемлемая составная часть их творческого наследия, что позволяет по-новому осмыслить как духовный и художественный мир этих писателей, так и своеобразие английской культуры эпохи Просвещения в целом. Следует отметить, что в англоязычном литературоведении проповеди названных авторов не раз становились предметом анализа, тем не менее нам неизвестны работы, в которых рассматривалось бы взаимодействие религиозной (англиканской) и просветительской мысли в мировоззрении Свифта, Джонсона и Стерна.

Теоретическое значение исследования заключается в попытке осмысления роли и значения проповеди в творчестве английских писателей-священников XVIII века, соотношении художественной и религиозной сторон их творчества, своеобразия английского Просвещения в его отношении к религии.

Научно-практическое значение исследования

Основные результаты работы могут быть использованы при подготовке лекционных курсов по истории зарубежной литературы XVIII века, а также положены в основу специального курса. Также материалы работы могут быть полезны при написании исследований по истории литературы данного периода.

Апробация некоторых разделов исследования состоялась в докладах на научных конференциях «Другой XVIII век» (Москва, МГУ, 2002), «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (Москва, МГОПУ, 2003), «XVIII век: искусство жить и жизнь искусства» (Москва, МГУ, 2004) и «Многоликий Филдинг (Филдинг и английская культура XVIII в.)» (Москва, ИМЛИ, 2007), а также в публикациях. Работа обсуждена в Отделе классических литератур Запада и сравнительного литературоведения ИМЛИ РАН.

Структура и объем исследования

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии и Приложения. В первой, вводной главе мы предпринимаем попытку охарактеризовать предшествующую традицию англиканской проповеди и культурную ситуацию англиканской церкви в XVIII веке. Следующие три главы посвящены проповеди в творчестве Свифта, Джонсона и Стерна. В Приложении мы даем наш перевод проповеди Дж. Свифта «О сне в церкви».

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

ПЕРВАЯ ГЛАВА «Проповедь в англиканской традиции и историческая ситуация англиканской церкви в XVIII веке» ставит своей целью воссоздать исторический контекст, в котором писались проповеди Свифта, Джонсона и Стерна. От краткой характеристики учения о проповеди – гомилетики, краткого экскурса в историю проповеди от первых наставлений по проповедованию в Священном Писании, в посланиях апостола Павла, пособиях Оригена, Августина и т. д., мы переходим к англиканской проповеди, ведущей свое начало от эпохи Реформации.

Реформация разрушила религиозное единство Западной Европы. Её результатом стало образование новых исповеданий и основание новых церквей, развитие мистического и рационалистического сектантства, переосмысление догматических, религиозно-нравственных и церковно-практических вопросов, новое направление теологического мышления; развитие новых религиозных принципов, а в конечном итоге - вольномыслия антитринитариев и деистов. Англиканская церковь, образовавшаяся в результате Реформации, ощутила на себе все многообразие порожденных ею новых тенденций. Она превратилась в один из институтов государства, а право утверждать ее доктрину, обряды и внутреннюю структуру было юридически закреплено за королем и английским парламентом. Отныне все события в истории страны были связаны с вопросами церкви и веры, как соответствующей и равной власти государственной. Единство национальной веры было утеряно. Часть населения сохранила верность католической церкви, а среди более радикальных протестантов, не принявших государственной реформации, постоянно возникали все новые разногласия, множились секты. Англиканская церковь осмысляла себя как «средний путь» (via media) между крайностями католичества и радикального протестантизма. Все это сказалось на становлении и развитии жанра проповеди в англиканской традиции.

На рубеже XVII-XVIII вв. в европейской культуре происходит очень важный перелом, который известный историк Поль Азар в свое время охарактеризовал как «кризис европейского сознания»[3]. Проанализировав различные изменения, происходившие в европейской культуре в период 1680-1715 гг., ученый пришел к выводу о существенном сдвиге от религиозного типа мышления к светскому, который совершается в обществе в целом, а не только в умах отдельных мыслителей. Для англиканской церкви, так же, как и для других европейских церквей, XVIII век был сложной эпохой. Перед англиканской церковью стояла непростая задача приспособиться к новым условиям существования в светском государстве и светском обществе, найти новые способы влияния на свою паству и общество в целом.

Главным врагом, угрожавшим самому существованию церкви в XVIII в., был деизм, родоначальником которого в Англии был Герберт, лорд Чербери (1583-1648). Своего расцвета деизм достиг в сочинениях философов начала XVIII в. Джона Толанда, Мэтью Тиндала и Джона Энтони Коллинза. Деизм проповедовал «естественную религию», отрицая христианство как «религию откровения», ставил знак равенства между ведущими мировыми религиями. А коль скоро деизм лежал в основе просветительской философской доктрины, перед священниками-литераторами XVIII в. встала сложная проблема: как смогут сочетаться в их мировоззрении христианские и просветительские идеи. Ведь в художественной сфере просветительская идеология быстро стала господствующей.

После гражданской войны середины XVII в., в которой большую роль играло противостояние различных вероисповеданий, в эпоху Реставрации (1660) и «славной революции» 1688 г. религиозный «энтузиазм» подвергся суровому осуждению, как со стороны деистов (например, Шефтсбери в сочинении «Об энтузиазме»), так и со стороны самих служителей англиканской церкви. Главным лозунгом дня становится веротерпимость. «После религиозных бурь предшествующего века, – пишет Перри Батлер, – преобладающим стремлением стала стабильность. Мораль ставилась выше догмы, трезвое практическое благочестие – выше мистицизма и эмоций. Примером тому могут служить проповеди архиепископа Джона Тиллотсона (1630-94), которые послужили образцом для многих проповедников XVIII века»[4]. Тиллотсон был одним из лидеров движения латитудинариев (от слова latitude – широта), которые максимально «расширили» трактовку догматов англиканства, чтобы с ним могли воссоединиться наименее радикальные секты. Рационализм, изначально свойственный англиканскому вероисповеданию, достиг своего апогея в этом движении, оказавшем огромное влияние на англиканскую мысль XVIII в.

Известный историк Дж. М. Тревельян в 1960-е годы дал яркую характеристику англиканской церкви XVIII века, которая, по его словам, была известна «ученостью, культурой и свободой, <…> никто не достигал епископского сана за услуги, оказанные церкви, а только за услуги, оказанные науке, светскому патрону или политическим партиям <…> Некоторые епископы, подобно Джозефу Батлеру, Беркли и Уорбертону, были известными учеными»[5]. Историки англиканства много критиковали церковных деятелей XVIII века за обмирщение и уступки «духу» светской культуры, однако в настоящее время исследователи склонны подчеркивать, что несмотря на процессы обмирщения, англиканской церкви удавалось достичь известных успехов в отстаивании истин христианской морали и веры[6].

Сложность проблемы, стоявшей перед англиканской церковью и ее проповедниками, состояла в том, что с наступлением эпохи Просвещения становится очевидно, что «властителями дум» являются литераторы и философы. Роль литератора, его влияние на умы чрезвычайно возрастает. Неудивительно, поэтому, что самым ярым защитником Христианства в Англии XVIII века многие историки культуры считают Сэмюэля Джонсона, чья «мощная, несентиментальная, практическая христианская вера»[7], в сочетании с искренностью и здравым смыслом, столь ярко проявившиеся в его моральных эссе, завоевала ему у современников репутацию «великого христианского моралиста».

Рационалистическое направление мысли латитудинариев, ярко проявившееся в полемике с деистами, являлось господствующим в англиканской церкви XVIII в. Недостатки протестантского рационализма восполнялись религиозным движением, получившим общее название Евангелическое Возрождение и затронувшим в XVIII в. все протестантские страны, в том числе Англию, Германию и США. Английский методизм отстаивал сердечную веру против рационализма, развивал филантропическую деятельность, возрождал духовную самодисциплину и истинное рвение.

Что касается развития жанра проповеди, то как его тематику, так и стилистику в XVIII в. во многом определили латитудинарии во главе с Тиллотсоном. Если ранее в проповеди большую роль играл полемический момент (отстаивание истинности англиканского вероисповедания против католиков, с одной стороны, и более радикальных протестантов, с другой), а также социально-политические вопросы, тесно связанные с вероисповедальными разногласиями, то латитудинарии отказались от подобной тематики и сосредоточили свое внимание главным образом на проблемах религиозной морали.

Тиллотсон радикально упростил стилистику речи проповедника, освободив ее от сложных риторических фигур и украшений, отверг цитирование на древних языках, ученое комментирование сложных понятий, ссылки на различные трактовки библейских текстов. Вместе с тем он восстановил четкую композиционную структуру проповеди, ориентированную на классические риторические традиции: обоснование важности темы; разделение темы на ряд вопросов; последовательное рассмотрение намеченных вопросов, опровержение неприемлемых точек зрения; заключительное увещевание[8].

Переворот, совершенный в проповедовании Тиллотсоном, оказал определяющее влияние на проповедников XVIII в. Свифт, однако, младший современник Тиллотсона, не во всем поддерживал латитудинариев, в своих проповедях он продолжал толковать и объяснять догматы христианского вероучения, уделял внимание политическим вопросам, хотя в отношении стилистики и композиции следовал за Тиллотсоном. Позднее, в проповедях Джонсона мораль уже преобладает над догматикой, Стерн же, отталкиваясь от тиллотсоновской формы проповеди, идет по пути ее «олитературивания».

При этом, что касается анализа проповеди, как искусства, основанного на риторических принципах, то XVIII век завершает большой период традиционалистской риторической культуры «готового слова», а в XVIII она находится на стадии разложения[9]. Происходит распад апелляции одновременно и к разуму и к чувству, процесс, явным образом прогрессирующий от Свифта к Стерну, так в проповедях Свифта и Джонсона мы наблюдаем обращение прежде всего к разуму слушателей, ясность и четкость, логическое развитие мысли. А в проповедях Стерна на первый план выходит стремление понравиться, а не научить, апелляция к чувствам слушателей с помощью всего арсенала чисто литературных риторических средств.

Свифт был рукоположен в 1695 г.; с 1713 г. он стал настоятелем собора св. Патрика в Дублине. В 1704 г. появилось первое значительное произведение Свифта – «Сказка бочки». Проповеди Свифта и памфлеты на религиозные темы не рассматривались у нас всерьез, поскольку «Сказка бочки» создала впечатление, что вера писателя не слишком глубока. Предпринятый в главе анализ памфлета показывает, что, несмотря на чересчур острый язык, Свифт создает вполне серьезную аллегорическую историю раскола христианства в Европе, размышляет о его причинах, которые коренятся в природе человека, в общечеловеческих грехах и пороках. Другие памфлеты Свифта на религиозные темы, так же как и его проповеди и документальные свидетельства, дают нам основание утверждать, что он со всей серьезностью относился и к христианской вере, и к своему церковному служению.

Будучи младшим современником латитудинариев, Свифт не принимал их религиозных и политических новаций, в религиозных памфлетах он полемизировал как с деистами, так и с латитудинариями. В проповедях Свифт не ограничивал себя проблемами морали, как это делали латитудинарии, но разъяснял догматы англиканской церкви, полемизировал с католицизмом, светской языческой моралью, популярной среди деистов, касался животрепещущих социальных и политических вопросов существования Ирландии. Вместе с тем, как и латитудинарии, Свифт отвергал религиозный «энтузиазм»[10], он был последователем Тиллотсона во всем, что касалось формы проповеди, ее композиции, простоты и ясности языка.

Свое понимание искусства проповедования (ars praedicandi) Свифт подробно изложил как в «Письме молодому священнослужителю», так и в проповеди «О сне в церкви», где подробно рассматривал, как именно надлежит проповедовать, и что в содержании и стиле является важным при произнесении проповеди. Важно заметить, что задачи и цели проповедования представлялись Свифту несовместимыми с критериями качества «светских» сочинений. Как писал он в «Письме молодому священнослужителю», существуют «два основных Принципа Проповедования: первый – говорить людям о том, что есть их долг; и второй – убеждать их, что это и есть их долг», причем без всякого красноречия или демонстрации собственных знаний, но «трезвой Мыслью и ясным Доводом». Свифт – принципиальный противник того церковного красноречия, которое расцвечивает, но и затемняет «простые истины» религии, противник выпячивания своего авторского «я» в деле служения сверхличной истине.

Проповедь Свифта можно охарактеризовать как небольшой трактат, с ясной и законченной композицией, разносторонней и развернутой аргументацией, ограниченной объемом и возможностями восприятия на слух. Она обращена не к чувствам, а к разуму слушателей, требует от них внимания к логике развития мысли. Свифт имеет в виду образованного слушателя и затрагивает важные проблемы, которые являются объектом полемики. Проповедь Свифта отличается однозначной серьезностью, отсутствием иронии и любой другой игры со слушателем, допускающей двойное истолкование сказанного; отсутствием метафор и скупым использованием других фигур речи. Ее стилистика полностью отвечает ее дидактической задаче.

Свифт-проповедник совсем не похож на Свифта-писателя и сатирика. Каждая его проповедь имела традиционную для англиканства композицию: текст Священного Писания с кратким комментарием, в котором показывается его непреходящая польза и актуальность для настоящего момента, затем разделение темы на части, формулировка частей и разработка каждой части. Язык проповедей Свифта своей ясностью и простотой также отвечает его общим представлениям о сути и ценности языка. Следует отметить, что Свифт вообще уделял много времени целям реформирования и улучшения английского языка. Еще в первые десятилетия XVIII в. Свифт создает целую серию сочинений, посвященных английскому языку, разговорной, письменной речи, изучает особенности стиля, орфографии и произношения различных слоев английского общества. Другой важной чертой проповедей Свифта был их дидактизм, заложенный в самой природе жанра.

Проповеди Свифта охватывают широкий круг не только религиозных, но и социальных и политических вопросов, продолжая в этом традицию англиканской проповеди XVI-XVII вв. Три из них: «О Троице», «О мудрости мира» и «О свидетельстве совести» можно объединить по общности рассмотрения проблем христианского вероучения, его доктрин и принципов морали. Другие три – «О братолюбии», «О ложном свидетельстве» и «На мученичество короля Карла I», связаны с религиозной и государственной политикой XVII-XVIII вв. и, в частности, имеют дело с проблемами, возникающими из-за инакомыслия, как в церковной, так и в государственной сфере. В проповедях «Взаимное подчинение» и «О довольстве бедного человека» Свифт рассматривает общее нравственное состояние общества и особо сосредоточивается на вопросах милосердия, богатства и бедности в христианской системе ценностей. В проповедях «О делании добра» и «О причинах несчастного положения Ирландии» речь идет о внутреннем состоянии Ирландии, как результате политики английского правительства.

Проповеди Свифта составляют яркий контраст его художественным произведениям. Проповедь, по самой природе жанра, дидактична, ее задача – поучать и вразумлять слушателя, что и делает Свифт; напротив, в своих художественных произведениях он всячески избегает дидактизма, предпочитая иронию, пародию или сарказм. В проповедях Свифт однозначно серьезен и крайне аскетичен даже в использовании обычных риторических приемов и фигур речи, в то время как в художественных произведениях он дает волю своему безудержному воображению, охотно прибегает к вымышленному образу автора, вступает в игру с читателем, использует весь арсенал художественных возможностей, включая фантастику.

Вместе с тем сопоставление проповедей и религиозных памфлетов с художественными произведениями Свифта позволяет, как нам представляется, утверждать, что мировоззренческие установки, из которых исходит автор в обоих случаях одни и те же. В проповедях и религиозных памфлетах, особенно в необычайно ярком памфлете «Рассуждение о неудобстве уничтожения христианства в Англии», Свифт открыто высказывался о том, что он думает по поводу отступления своих современников от христианской веры. В художественных произведениях, прежде всего в «Путешествиях Гулливера», он сатирически изображает современного человека, «свергнувшего иго» веры и полагающегося во всем на свой собственный разум и «естественную природу». Свифт уже не упоминает в них о христианстве, но христианский (англиканский) образ мыслей – это именно тот идеал, с точки зрения которого писатель обличает своих современников.

Свифт, стоящий на позиции англиканского вероисповедования, существенным образом расходился со своими современниками - идеологами Просвещения, прежде всего в понимании человеческой природы. Для Локка, Шефтсбери, Мандевиля человеческая природа самодостаточна. Для Свифта, в отличие от философов-просветителей, человеческая природа способна реализовать себя только с Божьей помощью. Как англиканский проповедник и священнослужитель, Свифт, создавая свою картину мира, отводит религии особое место. Он часто, вслед за просветителями, говорит о себялюбии как основе человеческих поступков, но понимает любовь к себе в религиозном смысле: как стремление к добродетели, открывающее путь к жизни вечной. Другой пункт расхождения Свифта с просветителями – в признании им греховности человеческой природы, понимаемой англиканской церковью как недостаток первобытной праведности, то есть того совершенства, которое было свойственно природе первого человека, главным образом совершенства высших, духовных его способностей. Для Свифта сохраняет силу христианское вероучение, согласно которому человек создан по образу и подобию Божьему, но его природа повреждена грехом. Поэтому Свифт скептически относится к упованию просветителей на разум. Религия для Свифта – единственно возможный выбор, привносящий порядок в хаос человеческих поступков и не игнорирующий при этом человеческую природу.

Проповеди Свифта не пользовались популярностью у современников, а сатирические произведения создали ему репутацию мизантропа, и это «расхождение» Свифта со своей эпохой было вполне осознанно и концептуально, оно отнюдь не являлось следствием его «тяжелого характера» (как это иногда представляют) или каких-то иных, случайных причин.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА носит название «Проповедь в творчестве Сэмюэля Джонсона». Творчество Джонсона до последнего времени почти не привлекало внимания отечественных исследователей и мало известно русской читающей публике. Между тем в Англии Джонсон всегда считался одной из ключевых фигур эпохи, середина XVIII века обычно именуется в историях английской литературы «эпохой Джонсона».

Джеймс Босуэлл в своей классической «Жизни Сэмюэля Джонсона» (1791) постоянно подчеркивал благочестие Джонсона. Джонсон был одновременно и христианским моралистом и просветителем, его набожность не вступала в конфликт с новаторскими идеями века, цельность восприятия мира не нарушалась. Там, где острый и незаурядный ум Дж. Свифта отчетливо осознавал несовместимость христианской веры и просветительской философии, основанной на деизме, и потому порой впадал в отчаяние, менее аналитический ум Джонсона нашел возможность счастливого компромисса между ними, во многом позволившего ему сохранить свойственный эпохе оптимизм.

Как нам представляется, такой компромисс стал возможен благодаря двум обстоятельствам. С одной стороны, ему способствовал христианский рационализм самого англиканского вероисповедания (отрицание мистического и чудесного, святости и святых, единый «светский» путь спасения в миру и т. д.). С другой стороны, он осуществился благодаря умеренности и осторожности английских просветителей. Буржуазная революция, сопровождающаяся кровопролитной гражданской войной, произошла в Англии еще в XVII веке, так что задачей просветителей было не ниспровержение старого режима, а создание нового, причем в условиях, когда в обществе еще было свежо воспоминание о революции как о торжестве хаоса, чуть было не поглотившего английскую цивилизацию. Можно сказать, что то компромиссное соединение англиканства и просветительских идей, которое характерно для мировосприятия Джонсона, и которое он выразил в своем творчестве, не было случайностью или причудой автора, но имело под собой историческую и культурную почву. Именно поэтому Джонсону удалось оказать большое влияние на современников и стать воплощением духа эпохи, в то время как Свифт оказался не понят современниками и заслужил репутацию мизантропа.

Большинство проповедей Джонсона было издано после его смерти, в 1788 и 1789 гг. Джонсон писал проповеди по просьбе своего друга Джона Тейлора. Взяв на себя труд написания проповедей для своего друга, Джонсон следовал обычной в то время практике. Однако отношение Джонсона к проповеди не было исключительно прагматичным. Он рассматривал проповедь и как ценный литературный жанр, входящий в сокровищницу английской литературы, и как средство морального и религиозного воздействия на паству.

Джонсон определил проповедь в своем словаре как «discourse of instruction», «поучительную беседу», и уже это определение позволяет сблизить его проповеди с его эссе, которые также можно определить как беседу (правда, письменную, вернее, печатную) с читателем, причем в его случае как правило назидательную. Но особенно важно отметить, что размышления Джонсона, независимо от светской или религиозной литературной формы, нисколько не меняли ни своего основного предмета, ни манеры изложения. Близость проповедей и эссе особенно примечательна при пересечении некоторых тем, которые являются наиболее частыми в проповедях Джонсона: обязанностей человека, милосердия, покаяния, тщеты человеческой жизни, счастья и некоторых других.

Проповеди Джонсона отличает от эссе главным образом формальное построение (тема: текст Священного писания; введение, определяющее значимость темы; разделение основного рассуждения на отдельные тезисы, которые затем разворачиваются и доказываются; заключительное назидание паствы). В отличие от Свифта, Джонсон отталкивается от реформы латитудинариев не только формально, но и по содержанию: он почти никогда не касается христианской догматики, но все свое внимание уделяет морали. Проповеди Джонсона рационалистичны; он, как и Свифт, апеллирует прежде всего к разуму своих слушателей, ему важны ясность и четкость, логическое развитие мысли, последовательное рассмотрение разных аспектов темы. Как и Свифт, Джонсон в своих проповедях однозначно серьезен; единственное, что он позволяет себе из всего смехового регистра, это легкая ирония по адресу легкомысленных современников, самонадеянно считающих себя добрыми христианами и неспособных к трезвому анализу своей внутренней жизни и своего поведения. В то же время яркие примеры, аналогии, меткие сравнения создают совершенно особую образность. Босуэлл недаром восхищался «мощью и точностью» языка Джонсона.

Наиболее интересная для нас особенность проповедей Джонсона – это сочетание и взаимное дополнение в них просветительских и христианских идей. Так, в трех проповедях об обязанностях правителей и судей Джонсон развивает просветительскую мысль о том, что общественные законы должны регулировать отношения между людьми, но показывает, что сфера их действия всегда ограничена; они не смогут работать, если не будут дополнены божественными заповедями, ибо только эти заповеди всеобъемлющи и способны урегулировать поведение людей на всех уровнях, включая семейную жизнь, чего закон сделать не может. Законы общественные, согласно Джонсону, должны руководствоваться законами, данными миру религией, повиновение Богу дает образец того, как должно происходить общественное подчинение. В проповедях также наиболее емко представлены взгляды Джонсона на всякого рода инакомыслие в религии, на разрушительную силу религиозных распрей, как для отдельного человека, так и для человечества в целом.

В вопросе о человеческой природе у Джонсона вновь происходит взаимодополнение просвещения и христианства. Он полагает, что просветительская теория говорит только о задатках и возможностях, заложенных в природе человека, христианство же поднимает человека на более высокую степень в морали, поведении и мышлении.

Проповеди Джонсона, представляют собой уникальный материал о внутренней жизни, представлениях и сокровенных мыслях автора, открывают перед нами личность проповедника, его теологические взгляды, его суждения относительно практически всех важных сфер человеческой жизни, как общественной, так и сокровенно внутренней. Сравнивая проповеди и эссе Джонсона, мы не чувствуем какого-либо диссонанса между его светскими произведениями и религиозными трудами. В своих журнальных эссе Джонсон не менее ярко проповедует о воздержании, покаянии и многочисленных человеческих пороках, чем в своих проповедях. Его миропонимание остается неизменным и жизненные ориентиры не меняют своей формы в зависимости от аудитории, к которой обращается писатель-проповедник со своими размышлениями.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА посвящена «Проповеди в творчестве Лоренса Стерна». Творчество Стерна – яркое явление в английской литературе XVIII века. Получив известность благодаря своему роману и «Сентиментальному путешествию», Стерн оказался едва ли не самым интересным писателем сентиментализма. Что касается публикации проповедей, то она происходит уже после огромного успеха «Тристама Шенди». Точное датирование проповедей практически невозможно. Основная их часть была составлена в течение десятилетия после того, как Стерн обосновался в Саттоне, в 1742-1751 годах.

В большинстве отзывов на первые два тома проповедей Стерна отмечались их высокие литературные достоинства, занимательность и живость сюжетов, драматичность образов. Пожалуй, единственное, что вызвало осуждение рецензентов - это общее название сборника проповедей, которые были представлены как «проповеди мистера Йорика». Современники упрекали Стерна в том, что он унижает свое духовное звание, поставив на титульном листе имя шута.

Между тем, несомненно, было бы ошибкой не придавать значения имени Йорика, имени шекспировского шута, которое Стерн, конечно же не случайно дал своему любимому герою – пастору Йорику. Известно, что Стерн в кругу друзей любил отождествлять себя с героем своего романа, часто в письмах называл себя Йориком и подписывался этим именем. Это было своеобразное сентиментальное жизнетворчество, игра в роман. Но когда Стерн поставил имя Йорика на собрании своих проповедей, он перенес эту литературную игру на иное, нелитературное поле, в жанр, который требует прямого и ответственного высказывания, для которого личность говорящего, его личная убежденность в истинности того, о чем он проповедует, имеет первостепенное значение. Стерн же при помощи вымышленного автора, автора - литературного героя, вольно или невольно разрушает самую основу проповеди как словесного жанра. Раскрывая том проповедей Йорика, читатель испытывает неуверенность в том, как к ним относиться: как к серьезной проповеди или как к продолжению романа, литературной игре.

Еще одним доказательством «литературности» проповедей Стерна является то, насколько широко автор считает возможным использовать в них смех, остроумие и юмор. При всем желании соблюдать вид благопристойности, Стерн весьма ценил силу своего остроумия. Однако при этом знаменитая чувствительность или сентиментальность Стерна, сочетаясь с его остроумием, порождала совершенно особенный смех. Юмор и чувствительность – две важнейшие составляющие литературной манеры Стерна – отличают и риторику его проповедей, и в этом также подрывая установившуюся риторическую традицию.

Проповеди Стерна имеют разнообразную тематику: исследование человеческой природы, времени, отдельные человеческие добродетели и пороки, такие как осуждение, смирение, гордость; основные же его темы – счастье, самопознание и милосердие. Своеобразие Стерна в том, что он часто избирает темой проповеди не абстрактную добродетель, а более конкретное исследование характера того или иного библейского персонажа. При этом он, как романист, стремится разнообразить библейский сюжет как можно более яркими красками, придать ему наибольшую драматичность, даже запутанность; заинтересовать публику неожиданностью коллизий и событий, в общем посмотреть на «старые и избитые сюжеты» с неожиданной стороны. Форма проповеди Стерна не имеет почти ничего общего с традиционно принятой. В отличие от Свифта и Джонсона, Стерн освобождает проповедь от всех формальных признаков жанра, в ней невозможно уловить четкую структуру, традиционное развитие темы.

Библейские сюжеты интересны для Стерна возможностью фабульного развития и психологического анализа. Особенность использования Стерном библейских сюжетов в том, что он не столько поучает на их примере, сколько изучает эти сюжеты, исследуя их прямо по ходу проповеди, как будто подвергая проверке по целому ряду вопросов, и иногда вывод оказывается совершенно необычным, далеким от общепринятой точки зрения.

Стерн апеллирует не к разуму, а к чувствам слушателей и, чтобы добиться их максимального внимания и соучастия, использует весь арсенал чисто литературных риторических средств: развернутые описания, заставляющие читателя или слушателя живо представить какую-либо ситуацию, драматически пережить ее; патетические восклицания, диалоги автора с героями и с самим собой, риторические вопросы, молитвы и обращения к Богу, неожиданные сравнения. Стерн не просто зачитывает проповедь, но разговаривает с аудиторией.

Стерн в своих проповедях переосмысливает традиционные христианские темы в просветительском духе, порою выстраивая проповедь как диалог разных точек зрения, порою же подменяя незаметно для слушателя (а может быть, и для себя самого) христианские ценности просветительскими. Он дает новые трактовки сюжетов, традиционно служивших темой проповедников, стремится проникнуть в мысли и чувства библейских персонажей, на их примере изучает человека со всех сторон, подвергает сомнению каждое его действие, проверяет каждое, даже доброе его побуждение, меняет акценты, меняет ценности, смеется и иронизирует. Стерн-литератор явно берет верх над Стерном-проповедником, что сказывается и в его отношении к своим проповедям как к художественным текстам.

В ЗАКЛЮЧЕНИИ подводятся итоги работы, формируются основные выводы диссертационного исследования. На рубеже XVII-XVIII веков в английской культуре происходит важнейший перелом, формируется новая, светская, буржуазная цивилизация, в которой вера становится частным делом каждого и церкви отводится гораздо более скромная роль, чем прежде. Уже в движении латитудинариев конца XVII века проявляются новые тенденции: подчинение интересов церкви государственным интересам, призыв к веротерпимости, а в проповедовании – преимущественное внимание к проблемам морали, а не догматическому вероучению, радикальное упрощение риторики и стилистики проповеди. Предприняв анализ проповедей Свифта, Джонсона и Стерна, мы можем наблюдать разные виды взаимоотношения религиозных и просветительских позиций в их проповедях: у Свифта - конфликт христианских и просветительских идей, у Джонсона – попытка их сочетания в единой системе, у Стерна – незаметное вытеснение и подмена христианских идей просветительскими. Различны и взаимоотношения между проповедью и художественным творчеством у каждого и рассмотренных писателей. Единство позиции, но разность художественных и риторических средств мы наблюдаем у Свифта, сочетание и взаимодополнение идей и единство риторических средств у Джонсона, и поглощение религиозного творчества литературным у Стерна.

Можно увидеть в этом различии позиций известную эволюцию духовных и творческих позиций от Свифта к Стерну. Во всяком случае, можно утверждать, что по мере развития и распространения просветительских идей в английском обществе XVIII века, они оказывают все более глубокое влияние на культуру, в том числе и на жанр проповеди.

[1] Егорова Л. В. Жанр проповеди в творческой эволюции Джона Донна: Дис. канд. филолог. наук. Москва, 2001; Левшун Л.В. Проповедь как жанр средневековой литературы (на материале проповедей в древнерусских рукописных и печатных сборниках): Дис. канд. филолог. наук/ ИМЛИ М., 1992; Самойлович К. Ю. Надгробные проповеди Боссюэ: Проповедь как литературный жанр: Дис. канд. филолог. наук. Санкт-Петербург, 1997.

[2] Гроссу Н. Исторические типы церковной проповеди. Киев, 1910; Певницкий В. Ф. Из истории гомилетики. Киевская Духовная Академия, 1893; Гаспаров М. Л.. Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. Москва, 1986; Kennedy, George A. Classical Rhetoric and its Christian and Sacular Tradition from Ancient to Modern Times. University of North Carolina Press; London, 1980.

Российская Академия наук