 |
|
Научная жизнь
| Диссертационные советы
| Диссертационный совет Д.002.209.01
| Объявления о защите
| Автореферат Мартинес Борресен Зарина
На правах рукописи
Мартинес Борресен Зарина
Творчество Хуана Рульфо
в его связях с наследием Кнута Гамсуна
Специальность 10.01.03 – Литература народов стран зарубежья
(литературы Латинской Америки и Европы)
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Москва – 2011
Работа выполнена в Отделе литератур Европы и Америки новейшего времени Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор
Валерий Борисович Земсков
Официальные оппоненты: Ващенко Александр Владимирович, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой сравнительного изучения национальных литератур и культур Факультета иностранных языков и регионоведения МГУ им. М.В.Ломоносова
Сергеев Александр Васильевич, кандидат филологических наук, доцент кафедры истории зарубежной литературы Филологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова.
Ведущая организация: Институт Латинской Америки РАН
Защита состоится «18» октября 2011 года в 15.00 на заседании диссертационного совета Д.002. 209. 01 по филологическим наукам в Институте мировой литературы им. А.М. Горького РАН по адресу: 121069, Москва, ул. Поварская, д. 25 а.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН.
Текст автореферата размещен на сайте ИМЛИ им. А.М.Горького РАН: (раздел Объявления о защите).
Автореферат разослан « » ____ 2011 г.
Ученый секретарь
Диссертационного совета
доктор филологических наук Т.В.Кудрявцева
Общая характеристика диссертационной работы
Объектом диссертационного исследования являются творческие связи выдающегося мексиканского прозаика Хуана Рульфо (1917—1986) с наследием классика норвежской литературы Кнута Гамсуна (1859—1952).
Предмет исследования – все основные произведения двух писателей, изучение которых в сопоставительном плане позволяет выявить характер и типы связей творчества Х.Рульфо с произведениями К.Гамсуна, их схождения и расхождения.
Новизна работы обусловливается слабой изученностью данной проблемы. Кроме отдельных, иногда весьма существенных суждений критиков, литературоведов известны только две монографические работы, но не рассматривающие проблему в ее целостности [1].
Актуальность исследования определяется необходимостью выработки системного подхода к сравнительному изучению воздействия К.Гамсуна на творчество Х.Рульфо, одного из блестящих зачинателей «новой латиноамериканской прозы», оказавшего влияние на ряд других крупных латиноамериканских прозаиков второй половины XX века, как и тем, что в Латинской Америке есть и другие прямые «наследники» норвежского писателя (как, например, известный романист уругваец Хуан Карлос Онетти).
Цель работы – выявление тех художественных элементов проблемного, мотивно-тематического комплексов, типового «набора» персонажей, поэтики, повествовательных форм, которые обнаруживают схождение писателей, представляющих столь различные миры. Установление «пространства» не только схождений, но и расхождений позволит обозначить пределы сопоставимости и, с одной стороны, выявить «гамсуновские» черты в творчестве Рульфо, а с другой стороны границы того, что автор работы обозначил как «мексиканский комплекс» в творчестве Гамсуна, и, в итоге, получить более отчетливое понимание факта творческого диалога далеких культур.
Методология работы имеет интегративный характер, объединяя историко-литературные, культурно-исторические, сравнительно-сопоставительные аспекты. Это позволяет выявить специфичность изучаемых объектов, учитывая их различную историко-литературную хронологию и соотносимость с наиболее значительными художественными течениями времени жизни писателей, при учете всего различия их поэтик; устанавливать контактно-генетические и типологические связи Хуана Рульфо с Кнутом Гамсуном (как в плане схождений, так и расхождений), имея при этом в виду, что контактные связи тесно связаны с историко-типологическими аналогиями.
Существенная тема в методологическом плане – установление общих «культурных горизонтов» двух писателей и их общего круга чтения (прежде всего Ф.М. Достоевского, а также т.н. «писателей земли», как европейских, так и скандинавских и латиноамериканских — для Х.Рульфо).
Конкретную теоретико-методологическую основу работы составляют труды представителей как европейского, так и латиноамериканского литературоведения. Приведем ряд имевших существенное значение для этой работы имен. Из российской и восточно-европейской школы, развивавшей традиции, заложенные А.Н. Веселовским[2], – это В.М.Жирмунский [3], Ю.М.Лотман [4], Д.Дюришин [5]; среди последних изданий – материалы «круглого стола» по проблемам сравнительного литературоведения, состоявшегося в ИМЛИ РАН [6]; из латиноамериканских ученых – А.Раму [7], Ф.Аинсу [8], философа-эссеиста, поэта О.Паса [9]; из российских латиноамериканистов, писавших о творчестве Х.Рульфо, - Л.С.Осповата [10], А.Ф.Кофмана [11], из французских работ – монографию Ц.Тодорова [12]; научно-критическое издание полного собрания сочинений Х.Рульфо, выпущенное во Франции [13]; специалиста по скандинавской литературе Мартина Хумпала [14]; из испанских – Садурни Д’ Акри Тересу Инес [15].
Во всех случаях межкультурной / межтекстовой коммуникации, при переводе с одного языка на другой, как писал Ю.М.Лотман, мы имеем дело с «условной эквивалентностью»: при переходе в другой контекст всегда неизбежна ментально-языковая трансформация исходного текста, превращающая, более или менее удачно, «чужое» в «свое». Вдвойне сложный случай представляет собой контакт Рульфо с Гамсуном, поскольку норвежского писателя переводили сначала на немецкий язык (в большинстве случаев), а затем уже на испанский. В итоге мексиканский читатель получал скорее версии оригинала, которые несли на себе отпечаток уровня культуры и подготовки переводчика, его мастерства, умения или неумения «вжиться» в «чужое». В итоге Рульфо, как читатель Гамсуна, часто имел дело скорее с парафразами или пересказами [16], нежели с аутентичными текстами. То есть, мексиканскому писателю, уловившему нечто очень близкое себе, приходилось преодолевать «барьеры» непереводимости, «восстанавливать» идентичность текста, превращая, таким образом, «чужое» в «свое». Изначальный текст Гамсуна даже при конгениальном его восприятии с необходимостью претерпевал метаморфозу, входя в другой ментально-языковый контекст.
В своем эссе, названном «Легенда о Рульфо», уругвайский критик Хорхе Руфинелли определил его как транскультурного писателя, сравнив с перуанцем Хосе Мариа Аргедасом: «… изнутри своей традиции, они модернизировали свои литературы, не отказываясь от региональных особенностей и не подражая литературным модам Парижа или Нью-Йорка»[17].
Это суждение подходит и для интерпретации Гамсуна, который создал новаторское искусство на норвежской периферии, не выходя за границы своей культуры и не подражая модным течениям. И Гамсун, и Рульфо писали вдали от мест, где они родились, но не утратили корней. Гамсун оставался связанным с не слишком гостеприимным севером Норвегии конца XIX – начала XX вв., а Рульфо – с родным штатом Халиско, землей, сотрясавшейся с 1910 г. Мексиканской революцией, а затем, с середины 20-х гг. XX в. религиозной, т.н. «войной кристерос».
Исследовательская тактика. В работе избрана следующая тактика. Для выявления «присутствия» Гамсуна в произведениях Рульфо и определения типа связи:
1) Прежде всего, будут приниматься во внимание произведения Гамсуна, которые ныне хранятся в Библиотеке Хуана Рульфо в г. Мехико;
2) во-вторых, те произведения Гамсуна, которые, по словам Рульфо, он читал, но экземпляры которых (как роман «Голод», 1890) были утрачены;
3) в-третьих, те произведения Гамсуна, которые, по представлениям автора (в силу присутствия в произведениях Рульфо «гамсуновских», или сходных элементов поэтики), мексиканский писатель мог прочитать. Возможно и другое – речь идет о типологических аналогиях.
Что касается Рульфо, то небольшой объем его творческого наследия (сборник рассказов «Равнина в огне», 1953; короткий роман «Педро Парамо», 1955 г. и несколько отдельных текстов) позволяет оперировать сразу всеми его текстами.
Характер работы с необходимостью предполагает включение в анализ, естественно, в достаточно ограниченном объеме – который диктуется самим изучаемым материалом, – еще одного элемента, а именно обращение к творчеству Ф.М.Достоевского, который определял «культурные горизонты» и Гамсуна, и Рульфо, входил в общий круг их чтения.
Основные положения, выдвигаемые на защиту:
1). Среди основных факторов, обусловивших схождения и различного типа контакты творчества Х.Рульфо (как контакты генетические, так и типологические аналогии) с произведениями К.Гамсуна, - принадлежность двух писателей к культурам стран т.н. гео-социальной периферии. С разрывом в несколько десятилетий и в Норвегии, и в Мексике с последней трети XIX в., в XX в. развиваются процессы перехода от традиционного общества к буржуазным устоям. Это порождает в двух странах близкие по причинам, но различные по выражению острые конфликты и, соответственно, схождения писателей в мировоззренчески-проблемном и художественном планах.
2) Это обнаруживает сопоставление проблемного, мотивно-тематического «комплексов» Х.Рульфо и К.Гамсуна, типового «набора» конфликтов, персонажей, схождений в поэтике, связанной с традиционными народными культурами (при всех их различиях), в повествовательных концепциях двух писателей, в тоново-интонационном строе речи повествователя, в обращении к архаическим сказовым формам, к фантастическим элементам (соответствующих культур).
3) Автор выдвигает положение о наличии в творчестве К.Гамсуна своего рода «мексиканского комплекса», обнаруживающего себя в интересе норвежского писателя к Мексике, введении в произведения персонажей, связанных с Мексикой, в его едва ли не очевидном знакомстве с некоторыми традициями мексиканской народной культуры. Хотя сведений о посещении Гамсуном Мексики нет, он мог познакомиться с ними в годы работы в США (в общей сложности в течение 4 лет). Об этом говорит определяемая в диссертации как «мексиканский рассказ» экспозиция к роману «Странник играет под сурдинку» (1909 г.), который чаще всего упоминал Х.Рульфо в своих интервью. Этот короткий рассказ на мексиканский сюжет по своей повествовательной концепции, интонационному строю, конфликту, персонажам поразительно точно воссоздает приемы устных народных мексиканских рассказов. Возможно и «обратное» воздействие этого опыта К.Гамсуна на Х.Рульфо.
4) Вместе с тем, принадлежность двух писателей к разным этапам литературно-художественной эволюции обусловила расхождение в важных компонентах поэтики, таких как «пространство – время», использование фантастических форм. К.Гамсун писал в рамках реалистической художественной условности, и в то же время вводил элементы модернистской поэтики. Х.Рульфо принадлежит другому времени, он один из создателей «новой» латиноамериканской прозы XX в., в которой важнейшее место принадлежит мифопоэтическим фантастическим ресурсам (что сближает его, больше чем К.Гамсуна, с ключевыми эстетическими идеями Ф.М.Достоевского о роли фантастического начала в художественной литературе).
Научно-практическая значимость работы состоит в том, что в ней впервые проводится целостное сопоставительное – одновременно историко-литературное и историко-культурное исследование двух выдающихся далеких, но оказавшихся творчески близких писателей, при том, что их разделяет принадлежность к разным литературным эпохам и к разным мирам. Материалы диссертации могут послужить одной из точек отсчета для дальнейших исследований различных вариантов межкультурного взаимодействия, которое составляет основу развития мировой культуры. Материалы диссертации могут использоваться в курсах лекций о творчестве Хуана Рульфо, равно как и в лекциях о межкультурных связях Кнута Гамсуна.
Апробация работы. Диссертационная работа была обсуждена на заседании Отдела литератур Европы и Америки новейшего времени ИМЛИ им. А.М. Горького РАН. Основные положения диссертации публиковались в российской и зарубежной печати, были представлены в виде докладов на следующих конгрессах и конференциях:
«Северные влияния в романе Хуана Рульфо» (Институт Сервантеса, Москва, 2003); «Звуки эха или шепоты? Присутствие Кнута Гамсуна в творчестве Хуана Рульфо» (Instituto Iberoamericano de Finlandia y la Universidad Complutense de Madrid, 2004); «Кнут Гамсун в творчестве Х.Рульфо» (Feria Internacional del Libro de Monterrey, México, 2005) ; «Мертвые поселки Гамсуна и Рульфо: реальность или фантазия?» (Universidad de Oslo, Noruega, 2005); «Гамсун – Рульфо: уход и возвращение» (Centro Hamsun, Hamarøy, Noruega, 2009); «О романе Революции и о революции в романе» (Conferencia Internacional « Dos siglos de independenсia latinoamericana », Институт Всеобщей истории РАН. Москва, 2010).
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, заключения и Приложения, включающего перечень произведений Кнута Гамсуна в личной библиотеке Рульфо (с примечаниями); перечень произведений Ф.М. Достоевского (с примечаниями) и других русских авторов; перечень публикаций, подготовленных Х.Рульфо в журнале «Эль Куэнто» (раздел « Retales »); сведения об издании произведений К.Гамсуна в испаноамериканских изданиях (Аргентина, Колумбия, Чили, Мексика, Уругвай); сведения об откликах на творчество К.Гамсуна в испано-американской прессе (главным образом, в Мексике).
Содержание работы
Во Введении обосновывается выбор темы, научная новизна, актуальность, теоретико-методологическая основа, определяются цель, задачи и ступени исследования.
Кроме того, во Введении для обоснования исследуемой проблемы приводятся необходимые первоначальные сведения о степени знакомства Х.Рульфо с творчеством К.Гамсуна, приводятся его собственные свидетельства и суждения о нем и о других скандинавских писателях, об их роли в развитии новой европейской литературы, а также выделяется то значение, которое имело и для К.Гамсуна и для Х.Рульфо творчество Ф.М.Достоевского.
Глава первая
Из предыстории скандинавской литературы в Испанской Америке: от первых признаков интереса до личной библиотеки Хуана Рульфо
1.1. В XIX веке
Обращение к скандинавской литературе происходило в рамках общего процесса приобщения формировавшейся испаноамериканской литературы к общеевропейской культуре после освобождения от испанского колониализма в первой четверти XIX века. Первыми обращаются к северным, скандинавским реалиям «испаноамериканские модернисты» (поэты, переносившие на свою почву опыт европейского символизма). В поэтический арсенал ряда крупных поэтов (Х.Асунсьон Сильва, Х.дель Касаль, Б.Бирне и др.), входит по принципу противопоставления клишированным образам тропиков северная топика (холод, снег, туман, сумеречность и т.д.); боливийский поэт Р.Хаймес Фрейре в сборнике «Варварская Касталия» (парафраз Л. де Лилля) впервые вводит читателя в мир скандинавской мифологии. Вслед за Г.Ибсеном, с которым познакомил испаноамериканских читателей выдающийся поэт Рубен Дарио (эссе «Необычайные», 1896), постепенно расширяется круг скандинавских авторов, особенно в связи с получением писателями Нобелевской премии по литературе.
1.2. В XX веке
Автор диссертации, консультируясь в каталогах, установила, что вслед за Г.Ибсеном в Испанской Америке получают известность скандинавы Б.Бьёрнсон, Сельма Лагерлёф, А.Стриндберг, Й.П.Якобсен и др. Данные, полученные в Собрании журналов и газет г. Мехико, в основных библиотеках Мексики, Аргентины, Колумбии, Чили, Уругвая, стран с достаточно прочной издательской базой, обнаруживают, что Кнут Гамсун приобретает известность, главным образом, с 1920 г., после получения Нобелевской премии за роман «Плоды земли» («Markens Grøde», 1917), причем этот роман был опубликован в Испанской Америке раньше, чем в Испании. Едва ли не первый перевод на испанский язык К.Гамсуна – фрагмент романа «Пан» – осуществляется в Чили с русского языка. Х.Рульфо познакомился с творчеством Гамсуна, живя в провинции, - в подростковом возрасте он прочитал его роман «Голод» (« Sult », 1890). Эта книга восхитила его и пробудила в нем желание стать писателем. С тех пор он внимательно следил за появлением в Мексике новых переводов книг К.Гамсуна и других скандинавских авторов (кроме упоминавшихся, это произведения Ф.Э.Силланпя, Х.Лакснесса и др.)
В разделе 1.3. «О рецепции Кнута Гамсуна в Испанской Америке» прослеживается история издания его произведений в странах континента.
Глава завершается полным перечнем произведений К.Гамсуна, ныне хранящихся в личной библиотеке Х.Рульфо.
Глава вторая.
Основные темы, мотивы, персонажи, конфликты. Сходство и различия.
2.1. Общие пути: из городской среды – в сельскую.
a. Первые произведения – городские романы «Голод» Кнута Гамсуна и «Осколок ночи» Хуана Рульфо (фрагмент романа «Сын отчаяния»).
В городском романе К.Гамсуна «Голод» и в «Осколке ночи» («Un pedazo de noche») – фрагмент уничтоженного романа Х.Рульфо («Сын отчаяния», 1940) — оба писателя обращаются к теме одиночества, изоляции индивидуума в городской среде. Роман «Голод», принесший Гамсуну славу, написан от первого лица, от имени анонимного начинающего писателя, и он отражает реальное состояние и события, пережитые самим автором в начале писательского пути в столице Норвегии, Кристиании. У Рульфо, очевидно использовавшего опыт Гамсуна, автобиографическое начало сконцентрировано в глубоком чувстве одиночества и отчуждения, которые он испытывал, приехав в г. Мехико. У обоих писателей город – это заповедник одиночества, нищеты, убогости, анонимности. В «Голоде» Гамсун изображает отчаянное положение молодого писателя, от голода находящегося на грани сумасшествия, но не касается причин такого положения. Рульфо также изображает макабрические сцены отчаяния персонажа, не предлагая каких-либо решений. Типологически близка раннему опыту Рульфо первая, более зрелая повесть Х.К.Онетти «Бездна» (1939). Все три писателя (Гамсун, Онетти, Рульфо) испытали сильное воздействие Ф.М.Достоевского, но латиноамериканские прозаики также еще и влияние Гамсуна.
Существенное отличие героя Гамсуна от героев латиноамериканских писателей состоит в том, что первый преодолевает отчаяние, вырывается из пределов города на простор морской стихии – русский торговый корабль увез его из Кристиании. У героев Рульфо нет выхода за городскую границу – смерть (герой – могильщик) и проституция (его возлюбленная – проститутка) цепко держат их в ее пределах.
Вскоре и К.Гамсун, и Х.Рульфо обратятся к той среде, из которой они вышли, – к среде сельской.
б. Тема Земли у К.Гамсуна и у Х.Рульфо.
В разделе анализируется художественный мир, в котором по-настоящему обрели себя и начинающий писатель Х.Рульфо, и уже приобретший известность К.Гамсун.
Здесь рассматриваются, помимо прочих произведений, романы К.Гамсуна «Плоды земли», «Бродяги» («Landstrykere», 1927), «Август» («Аugust», 1930), «А жизнь идет» («Men livet lever», 1933).
Из произведений Х.Рульфо центральное место здесь занимают рассказы сборника «Равнина в огне» («El llano en llamas», 1953), а также «Нам дали землю» («Nos han dado la tierra»), «На Кумушкином взгорье» («La Cuesta de Comadres»), «Скажи, чтобы они не убивали меня» («Díles que no me maten!»), «Лувина» («Luvina»), роман «Педро Парамо» («Pedro Páramo», 1955).
Оба автора трактуют тему Земли, хотя по-разному, но с близких точек зрения. Это источник важнейшей историко-общественной конфликтной проблемы; источник бытия и культуры человека, сила, его определяющая и моделирующая.
К.Гамсун с рубежа XIX—начала XX веков стал остро критически относиться к наступлению городской буржуазной цивилизации в сельскую местность, как к силе, разрушающей традиционный уклад жизни, надежные, проверенные методы хозяйствования, патриархальные человеческие отношения.
В Мексике модернизация начинается позже, с конца 40-х гг. XX века, и от нее также пострадали деревни, сельские поселки. Рульфо, как и Гамсун, критически рассматривал буржуазный «прогрессизм» и его последствия, но коренное отличие мира мексиканского писателя от гамсуновского состоит в том, что у него земля, природа не являются альтернативой, гарантирующей достоинства и достаток сельского человека. И природа, и земля у Рульфо чаще всего бесплодны и враждебны человеку.
У Гамсуна земля позитивно откликается тем, кто на ней трудится. Он показывает, что отказ от земли во имя эфемерного «прогресса» порождает неукорененность человека, нарушает естественный природно-человеческий баланс.
У Рульфо – иное, земля – это, главным образом, место раздоров и конфликтов. Революция не решила земельную проблему, не освободила крестьянство от засилья латифундистов. С этой точки зрения сопоставляются ключевые книги Гамсуна – «Плоды земли», и Рульфо – «Педро Парамо». Для героя Гамсуна земля – смысл и цель; герой Рульфо либо лишен своей собственной плодоносящей земли, захваченной латифундистами, либо это насильник своей земли, она для него не более чем средство обогащения и поэтому может быть использована и брошена, как ненужная вещь.
2.2. Темы, мотивы, персонажи, конфликты
В разделе содержится сопоставительный анализ следующих тем, мотивов, персонажей, конфликтов: виоленсия (насилие); различные варианты фигуры касика (самовластный властитель); женщины в мире Гамсуна и в мире Рульфо; любовь реальная и любовь идеальная, недосягаемая; сходные персонажи: странники, бродяги, плуты, игроки.
а. Для Гамсуна насилие - часто результат разлагающего влияния города, хотя также следствие ревности, соперничества, мести, просто иррациональные выплески, как нечто имманентно присущее человеку. Иногда акты насилия совершаются неожиданно, в казалось бы мирной и гармоничной обстановке. Хотя у Гамсуна насилие не имеет систематического характера и не порождает автоматически ответное насилие, но если оно происходит, то носит жестокий характер, а затем ведет к раскаянию.
Корни насилия в Испанской Америке уходят к временам конкисты, у Рульфо виоленсия объяснима также и тем опытом кровавых событий времен революции и религиозной войны, которые он наблюдал в детстве (почти все его близкие родственники погибли). Его произведения заполнены актами убийств, преследований, военных преступлений, расстрелов, казней невинных людей, нападений, изнасилований. Эти жестокие акты выплескиваются из зоны бессознательного и бесполезно искать их мотивацию или пытаться объяснить [18].
Слова Октавио Паса о том, что равнодушное отношение мексиканцев к смерти – это другая сторона их равнодушия к жизни; мексиканцы убивают потому, что жизнь своя и чужая ничего не стоят [19], удачно разъясняют тему виоленсии у Рульфо. Для О.Паса мексиканец умирает, как живет. То есть, если у Рульфо жизнь протекает в обстановке насилия, то естественно, что и сама смерть носит насильственный характер.
Но при всем при том, и Гамсун, и Рульфо повествуют об актах виоленсии с неким равнодушием, или бесстрастностью, как будто это нечто обычное и не вызывающее эмоций.
Гамсун принадлежит к школе Достоевского, которого считал высшим авторитетом в литературе, к его «психологическому письму», и его персонажи обрисованы в их индивидуальной наглядности, в то время как у Рульфо в центре – национальный тип в его онтологических чертах. Тем не менее, у обоих писателей немало персонажей, роль и характеристики которых близки или совпадают, и потому они могут быть предметом сопоставительного изучения.
б. И Гамсун, и Рульфо описывают фигуру самовластных поместных хозяев, исходя из своего собственного опыта. У Гамсуна их прототипы связаны с впечатлениями молодости, проведенной на севере Норвегии, а Рульфо описывает похожих «касиков» как типичные фигуры всей мексиканской жизни.
У Гамсуна выделяются Фердинанд Мак (романы «Пан», 1894; «Роза» и «Бенони», 1908), у Рульфо — Педро Парамо, главный герой одноименного романа.
Власть касика основана на богатстве или на общественном положении, что позволяет ему навязывать свою волю. У Гамсуна похожие герои вовсю используют свои возможности, но, хотя они циники, тем не менее, в глазах окружения сохраняют моральный авторитет, что позволяет им выступать в разрешении проблем общины. Они прагматики и не прибегают к выходящему за рамки своевластию и к насилию в той мере, в какой это делает Педро Парамо. Последний не знает удержу в своеволии и преступлениях для достижения своих целей, что, в конце концов, приводит к гибели его собственного поселка Комалы – ему показалось, что жители без должного уважения отнеслись к смерти его возлюбленной.
в. Женские персонажи занимают существенное, отчасти похожее, но и различное место в художественном мире Гамсуна и Рульфо. Женщины в патриархальном мире могут быть объектами, и, следовательно, жертвами, но могут быть и субъектами, бороться и даже совершать преступления.
У Гамсуна женщина, на первый взгляд, действует с большей свободой, но на самом деле ей отведено совершенно определенное место: муза, жена, мать и хозяйка дома. Гамсун критически относится к женщинам, стремящимся к знаниям и к самостоятельной деятельности.
Рульфо не обсуждает женский вопрос специально, он лишь показывает женщин как жертв в рамках «мачистского» общества. При этом оба автора считают, что женщины таят в себе опасность, что им нельзя доверять, они – «птицы» – предвестницы несчастий, неполноценные существа, склонные к преступным действиям, но при этом оба создают также идеализированные образы совершенных и недоступных женщин.
г. Любовь – тема постоянная и у Гамсуна, и у Рульфо в «Педро Парамо», связанная отчасти с опытом детства и юности, и она не упрощается ими. Гамсун переходит от волшебных сказок о любви в ранних прозаических опытах к трактовке любви как чувства малопонятного, явления сложного, трудно постижимого и часто разрушительного. Любовь может быть разрушена различием в социальном положении, отсутствием взаимопонимания, присутствием «третьего» и т.д.
Гамсун и Рульфо пишут о любви «post mortem » с разных позиций, что обнаруживается в романах «Виктория» (1898) и «Педро Парамо». В обеих книгах главный герой любит недоступную женщину, но итог этих историй различен. В «Виктории» возлюбленная умирает, но уверенность в ее любви остается источником вдохновения для молодого писателя, а Педро Парамо, добившийся своего путем преступлений, получит в жены сошедшую с ума Сусанну Сан-Хуан, и ее душа никогда не будет принадлежать ему. Он будет любить ее и после смерти, но его чувство смертельно разрушительное – он убил ее отца, и, возможно, мужа, а после ее смерти губит и весь поселок Комалу, где родилась его любовь.
У Гамсуна некоторые женщины познают любовь мужскую и материнскую. В рассказе Рульфо «Равнина в огне» можно предположить перерождение мужчины-мачо под влиянием любви женщины, изнасилованной им, но родившей ему сына. Но в большинстве случаев у Рульфо любовь неразрывно связана с насилием или содержит в себе росток насилия, который может вызреть в любой момент (рассказы «Тальпа», «Смерть Матильде Арканхель»).
В «Виктории» Гамсун изображает любовные отношения как смесь «крови и цветов», позитивная сторона любовного чувства описывается им сходно с трактовкой у Рульфо любовного чувства Педро Парамо. Но в итоге если «Виктория» Гамсуна – это история победы любви, то «Педро Парамо» - это история бесплодной любви, оставшейся без ответа.
д. Странники, бродяги, плуты, игроки – персонажи, характерные для обоих писателей. У Гамсуна некоторые бродяги странствуют по своей воле, как Кнут Педерсен (Педерсен – подлинная фамилия Гамсуна) в трилогии «Под осенними звездами» («Under hoststjernen», 1906), «Странник играет под сурдинку» («En vandrer spiller med sordin», 1909), «Последняя радость» («Den siste glæde»), а также Август в романе «Бродяги».
У Рульфо только персонажи рассказа «Золотой петух» («El gallo de oro») вольны в выборе своего пути. У него жизнь предстает неизбежным паломничеством к смерти (рассказы «Тальпа», «На рассвете»). У мексиканского писателя передвижение большинства бродяг, странников связано с виоленсией, либо с преступлениями их собственными или чужими, либо их гонит в путь нищета. Их блуждания не имеют конечной точки: они бредут по кругу, не продвигаясь вперед. Некоторые из персонажей Гамсуна нигде не обретают покоя, и бродячая жизнь приводит к утрате жизненных корней, что порождает страдание, не позволяет обрести покой в браке – так пары в романах «Бродяги» и «Август» не могут нигде осесть, и все заканчивается развалом отношений. Бродяжничество персонажей Гамсуна и Рульфо восходит к мифологеме Каина: совершенная ошибка влечет за собой вечное скитание.
В работе подчеркивается, что появление в творчестве обоих писателей образов плута и мошенника предопределяется такими обстоятельствами, как бедность, маргинальное существование людей периферии.
У Гамсуна черты пикаро ясно проявляются у персонажей романов на темы бродяжничества, но плуты присутствуют и в романе «Плоды земли» или в рассказе с говорящим названием «Плут из плутов». В ряду плутов выделяется Август, который действует в романах «Бродяги», «Август», «А жизнь идет». Гамсун наделяет Августа чертами, типичными для плутов: сирота, бродяга, мошенник, но, в сущности, он недурной человек, щедрый, остроумный, смелый, враль, оптимист, весельчак, способный выходить из сложных ситуаций. Иной характер у мошенников-саами, выдающих себя за шаманов.
У Рульфо в «Педро Парамо», в рассказах «В день землетрясения», «Золотой петух», «Анаклето Моронес» действуют персонажи-мошенники. Среди них «предсказатель», который не угадал только одного - что его убьет Педро Парамо; «целитель» и «утешитель» - преступник, который обманывал женщин, используя их (рассказ «Анаклето Моронес»); игрок, использовавший магический дар своей жены, который гарантировал ему выигрыш («Золотой петух»). Оба автора с юмором рассказывают истории плутов.
Отступление от этой тональности характерно для таких сопоставляемых в работе произведений об игроках, как новелла «Отец и сын: история игры» (К.Гамсун), восходящая к роману «Игрок» Ф.М. Достоевского, и в рассказе Х.Рульфо «Золотой петух». Сопоставление произведений норвежского и мексиканского автора выявляет взаимодействие разного уровня с упомянутым романом Достоевского.
«Отец и сын: история игры» («Far og sønn, en spillehistorie», 1903) – это переработанная версия рассказа «Азарт» («Hazard», 1899), за который Гамсун был обвинен в плагиате «Игрока» Достоевского. Тем не менее, и в переработанной версии источник этого текста очевиден. Сходство налицо. И в одном, и в другом произведении те, кто хотели спасти своих близких от опасного увлечения, сами погружаются в азартную игру и идут к моральной гибели и разорению. Но при этом оба писателя оставляют финал открытым в неясное будущее.
У персонажа Рульфо выхода нет. Он сам и его «магическая» жена гибнут. То, что Рульфо внимательно прочитал «Игрока», очевидно из его пометок на страницах романа, но у него, в сравнении и с Достоевским, и с Гамсуном, в центре не анализ «психологии азарта», а проблема свободы человека – разбогатев, герой «Золотого петуха» запирает свою жену в четырех стенах богатого дома, а это гибельно для нее – вольной ярмарочной певицы. Герои Достоевского и Гамсуна действуют в рамках реалистической традиции, а у Рульфо художественная основа другая – она связана с народной ярмарочной культурой, с магическим началом, с народным жанром романса-корридо. И в центре внимания у него – не феномен игорного азарта, а проблема свободы человека, отвергающего чуждые ему нормы жизни.
Глава третья.
Художественные миры Хуана Рульфо и Кнута Гамсуна. Схождения и расхождения.
3.1. Норвегия и Мексика. Восприятие К.Гамсуном и Х.Рульфо миров друг друга. «Периферия» против «цивилизации».
Сопоставление историко-общественных и национально-культурных контекстов и характерных конфликтов может пояснить интерес Гамсуна к Мексике, а Рульфо – к Норвегии. Оба писателя жили в периоды, когда в их странах начинался процесс модернизации. Во второй половине XIX в. в Норвегии, и в первой половине XX в. в Мексике (вслед за Мексиканской революцией) патриархальный мир, традиционный уклад жизни, ценности подвергались экспансии наступавшего (из Европы, из США) буржуазного прогресса. И Гамсун, и Рульфо стали свидетелями крушения привычных устоев (в Мексике осложненного переплетением нового с неизжитым старым), и это определило особенности мировидения двух писателей, в их сходстве и различиях.
Кнут Гамсун был враждебно настроен к разрушению «натурального» хозяйства, к «американизации» норвежцев, сотнями тысяч эмигрировавших в США. «Периферийные» страны для него были хранительницами естественных для человека условий быта.
В ряде произведений К.Гамсуна присутствует тема Мексики как экзотической «страны возможностей», Латинской Америки как мира, где люди живут в естественных, природных ритмах, и в этом плане Мексика сравнивается с Россией. Однако эти страны сближает также насилие и социальная несправедливость.
Гамсун проехал по России, но, как уже отмечалось, не побывал в Мексике (таких сведений нет), но он, несомненно, имел контакты с мексиканцами во время своего пребывания в США. Некоторые американские писатели, которых читал К.Гамсун (Марк Твен, Герман Мелвилл) также могли повлиять на выбор тем, мест действия, на воссоздание общей атмосферы и даже некоторые формы творчества, которые использовал и Х.Рульфо.
3.2. «Мексиканский комплекс» в творчестве Кнута Гамсуна.
В творчестве Гамсуна есть один специфический феномен, который определен в диссертации как «мексиканский рассказ» - наиболее ярко и художественно полноценно он представлен в романе «Странник играет под сурдинку». «Мексиканский рассказ» служит экспозицией к роману и в значительной мере концентрирует основные его смыслы. Это рассказ от лица мексиканского батрака, причем по форме повествования, по теме, по тону и «голосу» рассказчика он очень близок манере Х.Рульфо и вполне мог бы войти в состав творчества мексиканского писателя. Близость творческого почерка двух писателей особенно очевидно обнаруживает сопоставление «мексиканского рассказа» Гамсуна с рассказом Рульфо «На Кумушкином взгорье». В обоих рассказах о жестоких убийствах рассказывается лаконично, в отчужденной и сдержанной манере; информация подается фрагментарно, замедленно, некоторые моменты события подразумеваются; наконец, в обоих рассказах убийца обращается к убитому (хозяин, надругавшийся над невестой батрака) с неким монологом, что заставляет вспомнить о книге норвежского антрополога, этнографа Карла Люмхольтса [20], которую, возможно, читал Кнут Гамсун. Этот исследователь пишет об обращениях индейцев вслух к умершему или убитому. К этому приему прибегает и Х.Рульфо.
3.3. «Повествовательная география» Хуана Рульфо и его интерес к «периферийным» литературам.
В разделе обсуждается вопрос об интересе и Гамсуна, и Рульфо к культурам и литературам «периферии». Оба писали о персонажах, живущих в отдаленных районах. Для Рульфо понятие периферии связано также с его «читательским горизонтом», что обнаруживает приводящийся в Приложениях список подготовленных им публикаций для журнала «Эль Куэнто» (1964-1965) [21].
3.4. Повествовательные концепции Хуана Рульфо и Кнута Гамсуна.
а. Оба писателя используют простой язык / речь, «прямое», без каких-либо ухищрений лаконичное слово, часто «оборванное»; оба прибегают к повторам концевых фраз или групп слов, что восходит к древним формам народной речи, к эпосу; опускают подразумеваемое, и читатель зачастую должен читать «между строк» и самостоятельно обобщать сведения о произошедшем.
б. Тон повествования, используемый и Гамсуном, и Рульфо, объективистский, неспешный, бесстрастный, – контрастирует с содержанием рассказа, и в результате страшные события предстают как заурядные явления, причем авторы ни в коей мере не прибегают к их оправданию. Оба автора иногда используют элементы комического при описании трагических ситуаций, и в итоге «… даже о самых ужасных событиях рассказывается с такой легкостью, что нам хочется понять, а не шутки ли это» [22] (роман Гамсуна «Голод», рассказы Рульфо «В День землетрясения», «Анаклето Моронес»).
в. В структуре повествования обоих писателей существенную роль играют фрагментация действия и текста, дозирование информации – оба писателя сообщают читателю новое постепенно, с замедлением, оставляя некоторые события «за сценой» или как нечто неважное [23].
Часто персонажи-рассказчики знают больше, чем сообщают. Рассказ ведется медленно, новое добавляется понемногу, а читатель должен собрать все узнанное воедино и осмыслить рассказанное. Фрагментация и дозирование информации создают атмосферу двусмысленности и запутанности.
Другой общий прием – распространенные отступления. Сопоставляется использование этого приема, с одной стороны, в романах Гамсуна «Пан» и «Смерть Глана», и в рассказах Рульфо «Скажи, чтобы они не убивали меня», «А все оттого, что мы бедные», «Тальпа».
г. В разделе, посвященном повествовательной форме, голосу повествователя, отмечается, что оба писателя, каждый в свое время, порвали с господствовавшей повествовательной традицией. И Гамсун, и Рульфо уделяли бóльшее внимание тому, что происходит в сознании персонажей, форме его «рассказывания» нежели автору / повествователю; уменьшили значение «всезнающего» автора, повествующего от третьего лица, создавая тем самым более полный образ персонажей, событий, ситуаций непосредственно воспринимаемый читателем без авторской интерпретации. Используя форму рассказа от первого лица, говорящего свободной, «прямой» речью, и Гамсун, и Рульфо достигали эффекта исповедальной тональности, усилили эффект одиночества, отчуждения персонажей.
Роман «Мистерии» Гамсуна – образец создания, благодаря непроясненной форме рассказывания, эффекта расплывчатости образа персонажа, неясности его сущности, и «мистерия» длится до финала произведения. В «Педро Парамо» Хуана Рульфо множественность рассказывающих голосов создает атмосферу двусмысленности, неясности, с «какой стороны» говорит тот или иной персонаж – «из жизни» или уже «из смерти». Рульфо никак не облегчает решения этого вопроса, а потому жизнь кажется смертью, а смерть жизнью.
Как часть повествовательного искусства у обоих авторов выделяется монолог, с которым рассказчик обращается либо к некоему пассивному живому, либо к уже умершему «слушателю». У Гамсуна эта форма присутствует в романах «Пан», «Мистерии»; у Рульфо – в рассказах «Лувина», «На рассвете», «Помнишь?», «В День землетрясения». Монолог, обращенный к мертвому персонажу у Гамсуна присутствует в его «мексиканском рассказе» - экспозиция романа «Странник играет под сурдинку»; у Рульфо, в частности, в рассказе «На Кумушкином взгорье».
3.5. Концепция времени и пространства у Гамсуна и у Рульфо определяется трактовкой проблемно-смыслового ядра их творчества – концепта Земли и отношений с ней человека. С этим связаны и все различия, особенно очевидные в ключевом романе Гамсуна «Плоды земли»; у Рульфо – в романе «Педро Парамо» и в ряде знаковых рассказов.
У Гамсуна время и отношения человека с Землей определяются природным циклом. «В «Педро Парамо» эта мера не имеет такого значения, так как для главного героя важно не «здоровье» производящей земли, живущей в ритме сельскохозяйственных циклов, а ее эксплуатация во имя обогащения.
У Гамсуна время хронологично, движется по вековечному циклу смены времен года, и в то же время оно прогрессивно направлено в некое бесконечное будущее, что воплощается в смене поколений, в новых жизнях.
У Рульфо вечность времени – неживая, она не раскрывается в будущее, это круг дурного повтора насилия над землей и как бы «мести» земли человеку. В классических рассказах Х.Рульфо, таких как «Лувина», «Нам дали землю», предвосхищающих мифопоэтику романа «Педро Парамо», время либо застыло, либо, почти не движется, а если движется – то по замкнутому кругу.
В «Педро Парамо» господствует другая форма представления «ненормального» времени. Здесь время хаотизировано с помощью фрагментации – такова в романе художественная концепция «времени смерти». В то же время в хаотических разговорах мертвых персонажей «на заднем плане» восстанавливается реальный фон мексиканской истории с начала Мексиканской революции в 1910 г. до примерно 1926–1929 гг., т.е. начала религиозной войны «кристерос». Учеными восстановлены и даты жизни, основных событий смерти главных персонажей и самого поселка Комала.
Естественно, в «Педро Парамо» нет настоящего, а значит и будущего времени, есть только вечное время смерти. Рассказы – фрагменты истории поселка ведутся из прошлого до смерти возлюбленной Педро Парамо Сусанны Сан-Хуан, его самого и гибели поселка, населенного теперь говорящими мертвецами.
Непосредственно с концепцией времени связана и концепция пространства. У Гамсуна пространство, как и время, открыто в условную бесконечность, и его герои – бродяги, странники, плуты свободно продвигаются в нем; у Рульфо возможно только регрессивное движение – из пространства жизни – в смерть, а пространство смерти не знает движения, это вечный «круг», из которого нет выхода. Нередко топосы «верха и «низа» у двух писателей находятся в отношениях инверсии, о чем еще будет сказано.
В разделе 3.6. О фантастическом и сверхъестественном у К.Гамсуна и Х.Рульфо приводится суждение французского ученого Ц. Тодорова о том, что в литературе эффект фантастического эфемерен и существует, пока не рассеется сомнение у читателя, а поддерживать его долго невозможно, как это было, по его мнению, в литературе XIX – начала XX вв. В свою очередь, латиноамериканский теоретик литературы К.Богантес-Самора [24] отмечает, что вывод Тодорова не может быть применим к «новой» латиноамериканской прозе второй половины XX в. (к ней принадлежит и Х.Рульфо), которая научилась поддерживать эффект фантастического продолжительное время – сомнение у читателя не исчезает и при вторичном прочтении романа «Педро Парамо», где действие развивается в реальном поселке, населенном мертвецами. Фантастическое здесь и есть реальность.
По-иному дело обстоит с эффектом сверхъестественного. У Гамсуна, персонажи-«шаманы», связующие «этот» и «тот» миры, приводят суеверных героев к трагическим событиям; у Рульфо, напротив, о шарлатанах, мошенниках говорится с юмором. У него сверхъестественное и фантастическое – это сама реальная жизнь.
В связи с темой фантастического в диссертации в сферу анализа вводятся эстетические взгляды Ф.М. Достоевского, который входил в основной круг чтения и Гамсуна и Рульфо. Достоевский, по признанию К. Гамсуна, сыграл решающую роль в его становлении как писателя; в библиотеке Х. Рульфо сохранилось двадцать произведений русского писателя. О внимательном их прочтении говорят пометы на полях, особое внимание уделено Рульфо суждениям Достоевского о роли фантастического, приведенным испанским критиком А. Надалем, автором ярких эссе-предисловий к книгам русского писателя. Отчеркнуты те места, которые характеризуют главное в поэтике Достоевского и, по наследству, в поэтике и Гамсуна, и Рульфо. Все три писателя создавали в своих произведениях атмосферу неясности / неуверенности, в которой трудно отделить фантастическое от реального. У Рульфо вызвало особое внимание представление Достоевского о том, что в жизни самое обычное, заурядное граничит с фантастическим, что фантастическое является глубинной сущностью реального.
Характерно использование всеми тремя писателями образа «живого мертвеца»: Достоевским в рассказе «Бобок», Гамсуном в романе «Виктория» (мертвый поселок, населенный мертвецами), наконец, поселок мертвецов в «Педро Парамо». Однако есть существенные различия. У Достоевского и у Гамсуна речь идет о видениях – снах героев, а у Рульфо это не продукты сознания героев, а сама жизнь, ставшая смертью.
В разделе 3.7. «Мертвые поселки: реальность и фантазия» сопоставляются эпизод: сон героя в романе Гамсуна «Виктория», рассказ «Лувина» и роман «Педро Парамо» Рульфо. Безымянный мертвый поселок, который видит во сне герой «Виктории» молодой писатель Юханесс, и реальный полумертвый поселок Лувина обнаруживают инверсионную оппозицию топосов «верх» / «низ». В «Лувине», как и в ряде других рассказов Рульфо, «верх» - это холод (несмотря на «близость» к солнцу), бесплодные земли, близость к смерти, к «аду» (что противоречит традиционной пространственной ориентации в христианской традиции). В «Виктории» Гамсуна мертвый поселок расположен, где ему положено быть – «внизу», но здесь нет адской жары, а царствует ледяной холод (что характерно для изображения ада у викингов).
Наконец, в «Педро Парамо» – традиционная для адского местечка невыносимая жара, и расположен поселок «внизу», в некогда плодоносящей, а ныне в мертвой долине. Характерна близость деталей, к которым прибегают писатели, описывая мертвые поселки: неясные звуки, обрывки слов, некое бормотанье, угнетающее сознание, и, в конце концов, убийственное для персонажа.
В разделе 3.8. «Жизнь – смерть» проводится сопоставление верований викингов и саами Норвегии с верованиями древних мексиканцев (до испанского завоевания) – все они исходили из идеи вечного круговорота «жизнь – смерть – жизнь».
Гамсун и Рульфо, словно завороженные темой смерти, рассматривают ее как конец физического существования. Оба детально описывают момент умирания, и оба обращаются к темам «жизнь после смерти», общение живых и мертвых. Иногда у Гамсуна связь и общение между живыми и мертвыми носит духовный характер (как в романе «Виктория», или в рассказе «Плут из плутов»), иногда это более конкретное общение, как в романе «Под осенней звездой».
В творчестве Рульфо смерть присутствует постоянно, и почти всегда это насильственная смерть. Многие персонажи встречают ее как нечто неизбежное и привычное, но иногда (как в рассказе «Скажи, чтобы они не убивали меня!») они цепляются за жизнь перед лицом неизбежной смерти, как герои Гамсуна в романе «Последняя глава». В работе сопоставляются масштабные образы смерти – «пляски смерти» - в романах Гамсуна «Последняя глава» и в «Педро Парамо».
У Гамсуна смерть – это косвенный результат конфликта между деревней (землей) и городом, столкновения различных ценностных систем. В «Педро Парамо» почти все смерти произошли в прошлом. Прибывающий в погибший поселок живой Хуан Пресиадо, сын Педро Парамо, вскоре тоже умирает (причина смерти не вполне ясна – одна из версий для читателя – упоминавшееся бормотанье мертвецов в их могилах). Умершие до него жители поселка в большинстве своем погибали от жестокого насилия, которые, как и у Гамсуна, происходили «за сценой».
В «Педро Парамо», в отличие от исчезающих призраков Гамсуна, мертвецы живут в вечной смерти, хотя и говорят о ней, используя временные категории. Они обречены навеки пребывать в межеумочном пространстве жизни – смерти, так как все умерли и некому отмаливать их грехи. Русский, норвежский и мексиканский авторы прибегают к сходным образам греховных душ: у Достоевского их отличает дурной запах, у Гамсуна и у Рульфо знак греха – черные пятна.
Заключение
Результаты исследования можно обобщить в следующих выводах:
1. Выявлено, что творчество Хуана Рульфо содержит значительное число схождений с творчеством Кнута Гамсуна, которые отчасти могут быть результатом генетических контактов, отчасти могут быть отнесены к феномену типологических аналогий, хотя, как известно, разграничение типов связей не всегда может быть установлено с полной точностью. Возникновение феномена схождения двух писателей часто может быть связано не с каким-либо конкретным источниковым текстом, а с обобщенными представлениями и знаниями о ряде или многих текстов. Тем более, известно (хотя сам Х. Рульфо называл в своих интервью чаще всего романы «Голод» и «Странник играет под сурдинку») библиотека его содержит практически все произведения К.Гамсуна. Исследование показало, что его знание мексиканского писателя выходит и за этот круг (публикации Х. Рульфо в журнале «Эль Куэнто»).
2. Показано, что, хотя мексиканский писатель читал далеко не всегда качественные переводы норвежского писателя с немецкого языка на испанский, художественная интуиция позволяла Рульфо превратить искаженное переводами «чужое» в близкое «свое», проникнуть за темы, мотивы, круг персонажей в самую художественную сущность искусства Гамсуна, в способы создания им столь характерной для него и столь важной для Рульфо «туманной» атмосферы, окутывающей героев и события. Рульфо, как и Гамсун, широко использовал прием повествования о широкой гамме трагических событий и ситуаций «под сурдинку» и с использованием сходных форм и приемов повествования, касающихся речи, форм, тона «рассказывания», «голоса» повествователя, структурных элементов построения текста.
3. В работе ставится вопрос о возможных контактах Гамсуна с мексиканцами во время его жизни в Соединенных Штатах. На выбор тем, мест действия, тональности и даже форм повествования, близких народной мексиканской культуре – «мексиканский рассказ» – экспозиция романа «Странник играет под сурдинку», могли повлиять и живые впечатления, и чтение книг о путешествиях. В свою очередь, Х.Рульфо мог распознать их происхождение у Гамсуна и использовать «мексиканскую манеру повествования» в своем творчестве в очень близкой форме.
4. В работе выявлено значение для сопоставляемых писателей творчества Ф.М. Достоевского, занимавшего важнейшее место в их общем «круге чтения». И Гамсун, и Рульфо опираются на опыт Достоевского в художественном воплощении роли иррационального, бессознательного начала в сознании и действиях индивидуума и в коллективном бытии (индивидуальные и социальные формы насилия).
Фантастическое и сверхъестественное – другой общий знаменатель, исследованный в данной работе в связи с художественным опытом Достоевского. Сопоставляются «живые мертвецы» русского писателя (рассказ «Бобок») и Х.Рульфо (роман «Педро Парамо»). У Гамсуна, писавшего, исходя из опыта XX – начала XX вв., фантастическое чаще всего предстает как порождение сознания субъекта, либо как результат суеверия. Его призраки возвращаются в мир живых на время и чаще всего под воздействием носителей шаманских «магических сил» - персонажей, связующих жизнь и смерть. Концепция смерти у древних мексиканцев обнаруживает сходство с верованиями викингов и саами. Некоторые из этих сходных идей воплощены в произведениях Гамсуна и Рульфо (как и Достоевского) – такова концепция смерти как переходного состояния, в котором мертвецы сохраняют жизненную инерцию, что позволяет им общаться между собой и с живыми.
5. Ограничением при сопоставлении Х. Рульфо с творчеством К. Гамсуна, причиной расхождения двух писателей является их принадлежность к различным периодам литературно-художественной эволюции: одного – к рубежу XIX – XX вв., другого – к середине XX в., как, естественно, и их принадлежность к разным культурам. В то же время перед ними стояли сходные задачи воссоздания эпически целостных картин своего мира на переходе от патриархальности к модернизации. И то, и другое сыграло роль и в их сближении, и в их расхождении. К. Гамсун, как и подавляющее большинство европейских писателей его времени, несмотря на всю близость его к народной культуре, говорил голосом выдающегося писателя-индивидуума; Х. Рульфо был глубоко погружен в народную мифопоэтическую стихию и сумел стать голосом народа, но при этом не локального, а универсального звучания и значения. Он предстал писателем, широкий круг чтения которого соединил столь далекие культуры, несмотря на очевидные различия, они оказываются ближе друг к другу, чем это можно было предполагать.
Основные положения диссертации нашли отражение в следующих публикациях:
1. «Игрок» Достоевского в творчестве Кнута Гамсуна и Хуана Рульфо // Латинская Америка, 2005, № 6, С. 94—101 (на русск. яз.).
2. Juan Rulfo : ecos de Knut Hamsun // Tríptico para Juan Rulfo. Fundación Juan Rulfo y editorial RM, México, 2006, P. 437—456 (на исп. яз).
3. La presencia de « Hambre » de Knut Hamsun en la obra de Juan Rulfo // Juan Rulfo: perspectivas críticas. Siglo XXI Editores, México, 2007, (на исп. яз.).
4. Художественные миры Хуана Рульфо и Кнута Гамсуна в сопоставительном аспекте // Латинская Америка, 2008, № 2, С. 70—81 (на русск. яз.).
5. Knut Hamsun and Spanish America : towards a new appraisal // Knut Hamsun abroad: international reception. The Norvik Press. London, 2009, P. 163—188 (на англ. яз.).
6. Hamsun – Rulfo, tur-retur // Uro. Knut Hamsun og rastløse menneske. Hamsun – Selskapet, Hamarøy, 2010, P. 87—99 (на норвеж. яз.).
7. Жизнь и смерть – неразделимые полюса поэтики Х.Рульфо и К.Гамсуна // «Латинская Америка», 2011, № 2, С. 74—83 (на русск. яз.).
[1] См статью: Lorente Murphy Silvia. Juan Rulfo, lector de Knut Hamsun // Revista Iberoamericana, LIII, 141, octubre – diciembre de 1987, P.P. 913-924 ; монография, отчасти посвященная рассматриваемой теме: Vogt Wolfgang. Juan Rulfo y el Sur de Jalisco. Guadalajara. Editorial Agata, 1994.
[2] Веселовский Александр. Избранное: историческая поэтика. Автор вступительной статьи, комментариев, составитель тома И.О.Шайтанов. М., РОСПЭН, 2006.
[3] Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Избранные труды. Восток и Запад. Ленинград, «Наука», 1979.
[4] Представляется важной для понимания механизмов взаимодействия текстов разных культур статья Ю.М.Лотмана «К построению теории взаимодействия культур» / Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000.
[5] Дюришин Диониз. Теория сравнительного изучения литературы. М., «Прогресс», 1979.
[6] «Проблемы современного сравнительного литературоведения». М., ИМЛИ РАН, 2004.
[7] Rama Angel. Transculturación en América Latina. Fundación Angel Rama. Montevideo, 1989.
[8] Ainza Fernando. Identidad cultural de Iberoamérica en su narrativa. Madrid. Ed. Gredos, 1986.
[9] Paz Octavio. El laberinto de la Soledad. México. Fondo de Cultura Económica, 2004.
[10] Деревенская Мексика: национальное и общечеловеческое. Творчество Хуана Рульфо // В.Н.Кутейщикова, Л.С.Осповат. Новый латиноамериканский роман. М., «Советский писатель», 1976.
[11] Кофман А.Ф. Хуан Рульфо // «История литератур Латинской Америки». Кн. 5, ИМЛИ РАН, М., 2005.
[12] Todorov Tzvetan. Introducción a la litérature fantastique. Paris. Ed. de Seuil, 1970.
[13] Rulfo Juan. Toda la obra. Edición crítica. Claud Fell, coordinador. Paris. Colección Archivos, 1992.
[14] Humpal Martin. The roots of modernist narrative. Knut Hamsun’s novels “Hunger”, “Mysteries” and “Pan”. Oslo, Solum Ferlag, 1998.
[15] Sadurni D’Acrí, Teresa Inés. Teoria del Relato breve: el ejemplo mexicano. Madrid. Universidad Complutense, 2003.
[16] Земсков Валерий. Литературный Пантеон: автор и произведение в межкультурной коммуникации // Литературный Пантеон: национальный и зарубежный, М., Наследие, 1999.
[17] Rufinelli Jorge. La leyenda de Rulfo / Juan Rulfo. Toda la Obra; edición crítica. Paris. Op. cit.
[18] Franco Jean. Historia de la literatura Hispanoamericana. Barcelona, Ed. Ariel, 2001.
[19] Paz Octavio. El Laberinto de la Saledad. Op. cit., P. 63.
[20] Карл Люмхольтс, который жил к Мексике в конце XIX – начале XX веков подробно описал свое пребывание и свои исследования в книге « Unknown Mexico : a Record of five year’s exploration among the tribes of the Western Sierra Madre in the Tierra Caliente of Tepic and Jalisco, and among the Tarrascos of Michoacán”. New York, 1902-1903. Это исследование, посвященное изучению культуры мексиканский индейцев в указанных областях, вполне мог прочитать К.Гамсун, что может быть подтверждено утверждением известного исследователя жизни и деятельности писателя И.С.Коллоена о том, что Гамсун, возможно, следил за деятельностью этого исследователя на о. Борнео (см. Kolloen’s database. P. 289).
[21] Valadés Edmundo. Los Retales de Rulfo // Homenaje a Juan Rulfo. Universidad de Guadalajara. México, 1989; См. также Roffé Reina. Juan Rulfo. Las Mañas del Zorro. Madrid. Espasa Calpe. 2003. P. 166.
[22] Björkman. E. Knut Hamsun, from hunger to harvest // Knut Hamsun. Hunger. New York. Alfred Knopf, 1924. P. V.
[23] Lorente Murphy Silvia. Juan Rulfo, lector de Knut Hamsun. Op. cit. см. сн. 1.
[24] Bogantes-Zamora Karlos. Lo fantástico y el doble: tres cuentos de Durán Ayanegui. San Juan de Costa Rica. 1999.
|
|
|
|
