Институт мировой литературы им. А.М. Горького ::

Диссертация посвящена основным проблемам творчества выдающегося испанского писателя первой половины ХХ века Пио Барохи-и-Несси (1872-1956), чьи художественные открытия оказали существенное влияние на дальнейшее развитие прозы Испании. О его значении писал крупнейший философ, эстетик, критик Х. Ортега-и-Гассет: “Пио Бароха и Асорин – это два наших обстоятельства”[1]. Действительно, имена этих великих писателей, представителей поколения 98-ого года навсегда вписаны в историю не только испанской, но и мировой литературы, неразрывно связаны с жизнью родной страны. Бароха и Асорин видятся “обстоятельствами” в ортегианском смысле, то есть тем, без чего сущность испанского бытия явится ущербной и непонятной, чья гибель (согласно формуле философа “я + мои обстоятельства”) повлечет за собой крушение относительно устойчивого испанского универсума, для которого поколение 98-ого года было совестью и духовным спасением. Несколькими страницами ниже философ поясняет, какой смысл следует вкладывать в эту фразу: “Пио Бароха дает нам повод поразмышлять о счастье и о “действии”; на самом же деле нам приходится говорить понемногу обо всем. Ибо этот человек в большей мере, нежели собственно человеком, является перепутьем, средоточием всего существующего”[2].

Пио Бароха является своего рода барометром эпохи, чутко улавливающим малейшие колебания общественной и интеллектуальной атмосферы и фиксирующим их в “дневнике наблюдений”, каким без преувеличения можно назвать его творчество, в особенности романы 1900-1912 годов. Ортега-и-Гассет выделяет среди основных тем барохианского творчества действие. Интерес к проблеме действия свойствен не только поколению 98-ого года, но и всей европейской культуре конца Х1Х – первой трети ХХ веков. Влияние “активизма” ощущается и в области политики и философии (практическая и спекулятивная ипостаси), и в искусстве (новый тип художественности). Это время было эпохой революционализма, анархизма, активизма, радикализма в выражении мыслей и чувств, эпохой, регистрирующей всплеск индивидуальной активности, отмеченной как верой человека в собственные силы, так и нарастанием милитаризма, агрессивности. В Испании практически полным обобщением этой проблематики становится романистика Пио Барохи. У него понятие “действие” обретает значительные измерения: в творчестве писателя складывается целостная философско-эстетическая концепция действия, определившая все основные особенности его художественного мира.

Вышеизложенное определяет актуальность как избранной общей темы, мало изученной в отечественном литературоведении, так и основного проблемного ракурса диссертации. Концепция действия является отправной точкой исследования философских, этических и эстетических представлений писателя, объединяет проблематику и поэтику романов первого периода его творчества (1900-1912), посвященных наиболее острым проблемам испанского общества. Такой ракурс позволит дать полное представление о константах художественного мира Барохи и его новаторстве не только в испанском, но и в общеевропейском контексте.

Материалом исследования стали первые восемнадцать романов писателя, позволяющие выявить и сформулировать основные принципы его художественного мира. Произведения 1900-1912 годов могут рассматриваться не только как начальный этап творчества, но и как самостоятельный романный цикл, отразивший основные положения писательской философии, его систему ценностей и художественные ориентиры.

Цель исследования состоит в том, чтобы показать универсальную значимость концепции действия в творчестве Пио Барохи. В диссертации концепция действия рассматривается в двух планах – философско-этическом и эстетическом. Этой установке соответствуют задачи исследования – выделение и формулирование основных положений концепции действия; анализ аспектов действия в творчестве Пио Барохи на философском и поэтологическом уровнях организации текста.

Основой для разработки исследовательской методологии диссертации послужили философские и социологические интерпретации концепта действия, наиболее значимые отечественные и зарубежные труды по истории испанской литературы первой половины ХХ века, монографии и статьи о творчестве Пио Барохи. Особое внимание уделялось комплексному анализу творчества писателя, выявлению взаимосвязи философии, проблематики и поэтики.

Научная новизна диссертации обусловлена как избранной исследовательской проблемой, ранее не формулировавшейся в литературоведении столь целенаправленно, так и системным подходом к ее решению. Расширенная трактовка концепта действия в применении не только к тем произведениям, где речь идет о стандартных проявлениях действия, но и к романам, затрагивающим проблемы, которые, на первый взгляд, имеют с действием мало общего, обнаруживает его универсальную значимость в творчестве Пио Барохи, а также позволяет рассматривать интерес к данному феномену как яркое выражение общеевропейской культурной проблематики.

Практическая ценность диссертации обусловлена возможностью применения ее материала и положений в учебном процессе в связи с изучением зарубежной литературы ХХ века, испанской литературы, проблем поколения 98-ого года, творчества Пио Барохи в рамках спецкурса, а также с исследованием теоретических проблем романа.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации нашли отражение в публикациях по теме исследования, а также излагались в докладах, сделанных на Вторых Андреевских чтениях (Москва, Университет Российской академии образования, январь 2004 г.) и Первой межвузовской конференции “Русско-зарубежные литературные связи” (Нижний Новгород, НГПУ, октябрь 2005 г.).

Во Введении определяются предмет и основные проблемы исследования, обосновывается актуальность темы, формулируются цели и задачи, исходные методологические посылки работы, описывается ее структура. Здесь же приводится обзор всех существующих отечественных (Г.В. Степанов, И.А. Тертерян и др.) и наиболее значимых, прежде всего испанских (С. Барха, Ф. Пина, Ф. Бельо Васкес и др.), зарубежных исследований творчества Пио Барохи, указывается его место в мировой испанистике.

Первая глава посвящена формированию творческой личности Пио Барохи в контексте философско-эстетических проблем рубежа Х1Х-ХХ веков. Первая часть главы воссоздает специфичность биографии романиста, определяет источники его творчества, связь с западноевропейской и русской литературной традициями Х1Х века, а также место и участие Барохи в поколении 98-ого года.

Биография писателя малособытийна в житейском смысле, поэтому основное внимание уделено “психологическому портрету” Барохи. Семь выделенных характеристик-рубрик – активизм, искренность, атараксия, отрицание, сентиментальность, сциентизм, индивидуализм, – наиболее важных для исследования личности и произведений писателя, приближают к постижению противоречивости авторской натуры, сказавшейся и в его книгах.

Становление Пио Барохи как писателя связано с двумя доминирующими факторами – с влиянием европейской литературы Х1Х века и с принадлежностью к поколению 98-ого года. В диссертации обозначены преемственные связи Барохи с французской, английской и русской традициями. Во французской литературе Бароху особенно привлекало творчество О. де Бальзака и Стендаля. “Бальзаковский канон” для Барохи – это всеохватность, множественность мотивов и персонажей. Связь со Стендалем заключается в схожем восприятии концепта действия; кроме того, оба писателя признавали стиль лишь как “мост” к мысли. К опыту натурализма Бароха отнесся в целом негативно, хотя на раннем этапе творчества он не избежал влияния натуралистической поэтики. Об этом говорят внимание к происхождению и становлению героев, наукоцентризм, понимание расы в тэновском ключе, символы, хотя и редкие, заставляющие вспомнить Э. Золя. Особенное значение имела французская “вторая проза” (А. Дюма, Э. Сю, П. де Кок и др.) с сильным уклоном в сторону приключенческо-мелодраматической интриги, социальной “физиологии”.

Среди английских романистов Бароха особенно выделял Ч. Диккенса. Темы детства и воспитания; различные градации юмора; сплав романтического и реалистического начал; социальные мотивы; использование элементов плутовского и детективного повествования; проблема маски и “лица” – все это характерно для книг как английского, так и испанского писателя.

Русская литература стала для Барохи истинным воплощением этического начала. В диссертации рассматривается отношение Барохи к трем русским писателям – Ф.М. Достоевскому, Л.Н. Толстому, А.М. Горькому. В своем творчестве Бароха обращался к тем же вопросам, что Достоевский и Толстой: нравственная оценка действия, разновидности и границы человеческого активизма, имморализм “сильной личности”, милосердие и сострадание к человеку. Связь Барохи с Горьким менее однозначна. Хотя оба писателя обращаются к теме городского “дна”, открывают путь новой эстетике и регистрируют возникновение нового типа сознания, беспочвенно видеть в Барохе “второго” Горького.

Помимо предшествующей традиции, творческий облик Барохи определила национальная литература, а именно ставшее символом духовного возрождения Испании поколение 98-ого года. Принадлежавший к нему начинающий писатель оказался в авангарде общественно-политической полемики. Участники поколения идут “в глубь” Испании; истинность испанского духа они связывают с тремя элементами – “почвой” (paisaje), народом (paisanaje) и фольклором (creaciones no intelectuales de nuestro espíritu)[3]. “Почва” в конкретном воплощении – это “идеологический пейзаж” (И.А. Тертерян), открытие которого “привело к тому, что идеи поколения 98-ого года распространились не только в литературе, философии, публицистике, но и в изобразительных искусствах”[4]. Народ хранит традицию и живой язык: его творчество, фольклор, связано с нерациональным постижением мира; “почва” определяет человека и в свою очередь определяется им – вместе они образуют “родину”, живущую в связи поколений.

Во второй части первой главы рассматривается значение философии активизма, культа действия, игравших важную роль в общественной жизни и культуре стран Европы начала ХХ века, в том числе и в Испании. Творчество многих европейских деятелей науки и искусства регистрирует всплеск интереса к индивидуальной активности. В диссертации приводятся наиболее значимые трактовки и определения понятия “действие”. Тремя важнейшими источниками барохианской концепции являются философия А. Шопенгауэра, учение Ф. Ницше и теория анархизма.

Шопенгауэр оказал неоспоримое воздействие на все поколение 98-ого года. В учении философа Бароху привлекает мировоззренческая тональность – пессимизм, отвечавшая миропониманию самого писателя, и то значение, которое Шопенгауэр придавал воле. Влияние Ницше присутствует в этических построениях Барохи, в интерпретации тем сильной личности и сверхчеловека. Прямо имя Ницше упоминается в романах “Приключения Сильвестра Парадокса”, “Путь к совершенству”, “Сорная трава”.

Анархизм интересовал Бароху не как политическая доктрина, он был для него “не более, чем критикой общественной и политической жизни, крайним либерализмом”[5]. Анархизм для Барохи – это эмоция, форма протеста, иногда не сообразующаяся по силе с тем, против чего она направлена. Это объясняет и неоднозначную реакцию на толстовскую теорию непротивления злу насилием, и то, почему категорические заявления писателя не подкреплялись столь же решительными поступками в жизни, а пламенные речи героев Барохи, исповедующих анархизм, не всегда соответствуют их деятельности.

Обзорная первая глава диссертации, содержащая многочисленные примеры из сфер философии, политики и искусства конца Х1Х – первой трети ХХ веков, доказывает, что “действие” без преувеличения можно назвать ядром, вокруг которого группировалась проблематика эпохи. В свою очередь, творчество Пио Барохи демонстрирует уникальный случай того, как художественно-интеллектуальные брожения времени могут быть осмыслены и систематизированы в едином ключе – через концепт действия.

“Дом Айсгорри” предлагает тип героя-деятеля (Мариано Унсуэта), в дальнейшем решении характера которого Бароха обратится к соединению традиций эпоса и пикарески. В “Приключениях Сильвестра Парадокса” прослеживается стремление писателя активно использовать философию (Парадокс под влиянием Шопенгауэра пишет “Философские схемы”) и вывести конфликт героя с окружающим миром на метафизический уровень. “Владелец Лабраса” выявляет и решает противоречия между волей и безволием и вводит волю в число приоритетных вопросов, к которым Бароха будет неоднократно возвращаться. Герои прибегают к действию как способу сохранения себя в мире, они не стремятся помешать существующему ходу вещей и меняют только себя. Гарантом порядка в данном случае выступает авторская позиция: конфликт между нравственностью и идеологией всегда решается в пользу нравственности. Частные трагедии, пережитые героями названных романов, укрепляют их в мысли о том, что только действие может предотвратить несчастье, лишь волевой импульс способен совершить прорыв к независимому, осмысленному существованию.

2. В нравственном аспекте действие предстает способом самопознания и самовоспитания героя. Роман “Путь к совершенству” (1902) уже самим названием указывает на эту проблематику, так как стремление к идеалу облекается автором в метафору пути, вехи которого - прошлые и настоящие поступки, постоянная работа над собой, выявляющая аксиологические установки личности, объясняющая человеку его самого. Главный герой романа Фернандо Оссорио переживает несколько падений, оказывается в глубоком духовном кризисе, порожденном противоречием между Духом и Природой. Отрицание старой системы ценностей, добровольный отказ от вмешательства в чужую жизнь проводит границу между “природным” и “духовным”. Переосмысление своего поведения, преодоление “естественного влечения”, которое ранее оправдывало любой аморальный поступок, дают Оссорио ту нравственную основу, которая позволяет двигаться дальше. Действие в данном случае уместно назвать этическим, так как именно нравственность, предполагающая относительную свободу воли, обеспечивает возможность сознательного выбора определенной позиции, принятия решения и ответственности за него.

3. Действие как жизненная позиция героя наиболее ярко раскрывается в трилогии “Борьба за существование” (“В поисках”, “Сорная трава”, “Алая заря”, 1904), в романах “Ярмарка сдержанности” (1905), “Парадокс, король” (1906), “Тревоги Шанти Андиа” (1911). Действие, понятое как следствие определенной программы, претендует на звание идеологии. Герои названных произведений Роберто Гастинг, Кинтин Гарсиа Роэлас, Сильвестр Парадокс, Шанти Андиа разрабатывают более или менее внятный план жизни, сообразующийся с их притязаниями и амбициями, однако пути самореализации они выбирают различные.

Роберто Гастинг (“Борьба за существование”) определяет жизнь в категориях социального дарвинизма, а именно как борьбу за существование, ведущуюся по законам естественного отбора, однако направление его деятельности оказывается не разрушительным, а созидательным и этическим. Восторженный апологет индивидуального действия, сторонник решительных мер и противник всякого безволия не чужд сочувствия людям, и его поступки говорят красноречивее слов, - Роберто становится якорем спасения для Эстер Волович (“Сорная трава”), помогает встать на ноги Мануэлю Алькасару (“Алая заря”). Не активистская риторика, а исключительно действие вскрывает подлинные мысли и намерения героя, объясняет его читателю.

Кинтин Гарсиа Роэлас (“Ярмарка сдержанности”) выстраивает свою жизнь в игровых категориях и втягивает в игру окружающих. Герой играет, пока у него есть цель, но цели эти, как правило, промежуточные, никаких глобальных задач он перед собой не ставит. Это вскоре приводит к тому, что истощаются не только источники энергии, но и желания. Действие как игра – ключевая идея романа, с которой связано развитие концепта “farsante” от лицедея, актера-комедианта до лицемера-притворщика. Кинтин не “дорастает” ни до активиста, ни до демонического ницшеанца, в его действиях не чувствуется силы. В “Ярмарке сдержанности” Бароха прослеживает “плюсы” и “минусы” активизма на примере частной судьбы, к более крупному обобщению последствий навязанного извне действия автор приходит в романе “Парадокс, король”, своего рода сатире на западную цивилизацию.

Здесь повествование следует двум канонам – приключенческому и просветительскому. Третья часть книги, описывающая правление белого короля Парадокса в африканском племени обыгрывает ситуацию образованного монарха и диких подданных. С самого начала романа идет спор о том, что такое цивилизация, добро и зло, и к концу повествования эти понятия приобретают удивительную неоднозначность. Отправляясь в путешествие, герои-пантеисты радуются возможности убежать от цивилизации, однако бегство оборачивается насаждением культуры западного мира: Парадокс и его спутники не усваивают образ жизни африканцев, а заставляют их жить по-своему. Роман ставит проблему варварства и цивилизации, но итогом авторских размышлений становится мысль о сомнительности подобного вмешательства и достижений западного мира.

Если рассмотренные романы ставили проблему нравственности действия, его качественного исхода и результата, то “Тревоги Шанти Андиа” затрагивают вопрос креативного потенциала действия, при этом поле действия из практической плоскости переносится в духовную. Душевная пустота героя, порожденная действием-движением, заполняется действием-созиданием, когда он начинает писать. Генезис творчества в случае Шанти Андиа происходит в три этапа: действие – переживание – сочинительство. Действие в начале жизни дает необходимый для воспоминаний опыт, а исчерпанность действия делает болезненно ощутимой душевную пустоту и заставляет героя искать способы ее заполнения в писательстве. Сочинительство замещает прямое действие, ориентирует на духовное созидание, переводя личное переживание на доступный для всех язык.

4. Действие как самопознание может быть сопряжено не только с этическими поисками, но и с авантюрностью, принятой в качестве исходного пункта пути. Это кардинальная характеристика главного героя романа “Салакаин Отважный” (1909). Соотнеся поступки Салакаина с идеалом таких героев, как Одиссей или Роланд, и поместив персонаж в эпическую систему координат, можно выявить и оправдать его жизненные установки. Салакаин живет тем, что чувствует, что доступно его опыту и что с каждым разом все более и более приводит его к сознательно декларируемому и выполняемому. Восторженная увлеченность приключениями, авантюрами, подвигами, интригами уступает место серьезному отношению к возможностям действия: “Я часто думаю, что придет день, когда люди смогут использовать свои страсти для чего-нибудь хорошего”[6]. Герой абстрагируется от личной судьбы и забот, возвышается над настоящим, преходящим моментом, встает на путь созидания, эпически серьезного служения общему благу.

5. Анархизм становится предметом рассмотрения в романах “Алая заря” (1904), “Странница” (1908), “Город туманов” (1909). В романе “Алая заря” Бароха по возможности полно воссоздает атмосферу идейно-политической борьбы в Испании начала ХХ века. В ситуации дискуссий, митингов, покушений, междоусобной вражды и газетной полемики перед читателем проходят различные типы анархистов, воссоздаются исторические события и решаются проблемы частной жизни.

В “Страннице” и “Городе туманов” анархизм анализируется не только с социально-политической точки зрения, но и предстает как особая характеристика испанской жизни и испанского национального характера. Маска, театральность жеста, риторика, поза - основные приметы анархистов в романе и одновременно сигнал читателю, помогающий верно распознавать сущность того или иного персонажа. В “Страннице” Бароха ставит одну из наиболее важных для себя проблем – вопрос о вырождении испанской нации. По мнению писателя, кризис зашел так далеко, что для своего разрешения он порождает крайние средства – анархизм, мятежи, имморализм.

В “Городе туманов” действие приобретает принципиальное значение выбора пути. Главная героиня не только выбирает прямой путь, но и находит в себе мужество следовать по нему. Она знакомится с несколькими анархистскими и революционными кружками, но не встречает ни одного человека, которому можно было бы верить. Даже поступки, совершенные этими людьми, Бароха дискредитирует, тем самым демонстрируя собственную точку зрения, - неверие во “вселенский оптимизм”, в революцию, в социализм.

6. Активизм как законченное учение Бароха связывает с индивидуализмом и эту параллель развивает в романе “Или Цезарь, или ничто” (1910). Главное моральное требование активизма заключается в том, что нужно всегда переходить от наблюдения к делу, от теории к практике. Пио Бароха находит идеал истинного активиста в истории: Юлий Цезарь и Чезаре Борджиа становятся идейными вдохновителями писательской концепции социально значимого действия. Воплощением идеи активизма является главный герой романа Сесар Монкада. Девиз семейства Борджиа, вынесенный в заглавие книги, отмечает те две точки, между которыми движется жизнь Монкады, часто осмысляемая как параллель к историческим событиям и судьбам двух Цезарей. Заданные координаты, таким образом, моделируют путь активиста и перспективы активизма. По мысли Барохи, активизм может проиграть только этике, которая является для писателя мерилом ценности человеческой натуры. Сесар, выработавший для личного употребления мораль сильного, тем не менее ни разу не прибегает к ней на практике, в своем активизме он доходит только до определенной черты, дальше которой не позволяют ступить нравственные табу. В бытовом плане активизм подразумевает карьеру, в социальном – заботу об общественном благе, в этическом – неизбежность выбора между действием и моралью, в философском – выход к по-дарвиновски организованному обществу, где господствуют законы борьбы за существование.

Оппозиция древа познания добра и зла и древа жизни, апелляция к учению А. Шопенгауэра организуют философскую систему координат романа “Древо познания”. Андрес Уртадо находит у Шопенгауэра ответы на самые животрепещущие для себя вопросы – о сознательном лимитировании действия, об укрощении воли, о характере вещей этого мира, о праве человека на продолжение рода. Уртадо стремится стать “существом чистого познания”[7], так как неизменно видит жизнь “мутным и бессознательным потоком, где все актеры разыгрывали комедию, которой не понимали; а люди, пришедшие к состоянию интеллектуализма, созерцали сцену с состраданием и милосердием”[8]. Безучастность Андреса к происходящему порождает бездействие, компенсируемое безостановочной мыслительной деятельностью. Патологическое неприятие проявлений Мировой Воли, бесплодные попытки стать органичной частью общества, острая реакция на грязь, пошлость, низость мира становятся результатом познания добра и зла. Судьба Андреса отмечена не только приметами частной истории, но и становится трагическим обобщением судеб многих молодых людей, жизнь которых началась с национального кризиса в Испании 1898 года. Все эти факты приближают к разгадке финальной фразы романа: “…в нем было что-то от предтечи”[9]. Жизнь и смерть Андреса Уртадо возвещают о новом мировидении, которое определяется принципом разделения “жизни и истины, воли и разума”[10].

По сути, трагедией оканчивается и роман “Мир таков”. Причина развязок обоих произведений одна – безволие и бездействие. “Жизнь без жизни” Саши Саваровой, по большому счету, - это следствие ее апатии, неумения бороться. Как и Андрес Уртадо, она живет за пределами общества, все ее социальные связи условны, она не стремится приспосабливаться и поэтому, даже не совершая фатальных ошибок, несчастна.

8. Действие в контексте истории – последний аспект барохианской концепции, рассматриваемый в диссертации. Ценность своего творчества Пио Бароха видел не столько в литературной или философской стороне, сколько в психологической и документальной[11]. При этом автор явно опирается на унамуновскую концепцию интраистории. Интраистория той или иной нации – это то, что связывает одних людей с другими: привычные повседневные действия, ощущение своей причастности к народу, культуре, языку, соединяющему всех во времени и пространстве. Бароха не создает эпических полотен военных или революционных действий, в центре его внимания – конкретная человеческая судьба. Герой может принимать или не принимать обстоятельства, быть их жертвой или инициатором, но любой исход делает более выпуклыми отношения личности и истории.

В романах Барохи прошлое имеет несколько функций: во-первых, помогает осмыслить настоящее героя; во-вторых, на собственно художественном уровне определяет построение произведений; в-третьих, связано с авторской концепцией истории. Все эти характеристики прошлого/ истории встречаются в романах “Последние романтики” (1906), “Гротескные трагедии” (1907) и в романной серии “Воспоминания человека действия” (1913-1935).

Предложенный взгляд на аспекты барохианской концепции действия небезынтересно соотнести с существующими исследовательскими точками зрения. Приводимый в диссертации обзор критических трудов о действии в романах Пио Барохи основывается, главным образом, на положениях работ Асорина, Х. Ортеги-и-Гассета, С. Бархи, А. Рейеса, Д. Шоу, Х. Мартинеса Паласио, К. Иглесиас. Интерес исследователей привлекают два аспекта: человек действия и действие с точки зрения этики. Однако эти вопросы не исчерпывают всей проблематики концепции действия в романах писателя.

Художественная философия Барохи включает размышления об имморализме, о воле, безволии и бездействии, об анархизме и активизме, индивидуализме и сильной личности, о современности и об истории, о пути испанской нации. Автор снимает однозначную интерпретацию действия как антипода размышления, созерцания, насыщенной внутренней жизни и выводит проблему на качественно новый уровень понимания, трактуя действие в категориях этики и практически-духовной деятельности как творение не столько объектов материальной культуры, сколько себя и собственной жизни.

Барохианская концепция действия, его этическая философия требовали новых художественных решений, диктовали отличные от существующих подходы ко всем элементам произведения. Именно этой проблеме посвящена Третья глава диссертации. Эстетическая программа Барохи в своем окончательном виде была сформулирована в прологе к роману “Корабль безумцев” (1925) и явилась важным аргументом в споре писателя с Х. Ортегой-и-Гассетом по поводу жанра романа, его основополагающих принципов и будущего. Участники разгоревшейся дискуссии отстаивали противоположные точки зрения. Ортега-и-Гассет выступал за закрытый горизонт романа, за изображение “не “действий”, а интересных душ”[12]. Одним словом, философ отстаивает модель романа “индивидуального сознания”. По Барохе же, главной характеристикой романа является “протеистичность”, способность вместить абсолютно все: философию, психологию, приключения, утопию, эпос и проч. Установка автора на “открытый горизонт” и панорамность художественного мышления сказались в особенностях циклизации романов, объединенных в трилогии единством времени и места действия, общей проблематикой и мироощущением, переходящими персонажами.

Отстаиваемые Барохой положения обнаруживаются в совокупности авторских приемов и концептов, главный из которых, как уже не раз отмечалось, – действие. В диссертации подробно анализируются следующие проблемы: позиционирование автора, жанровый синкретизм, система персонажей, особенности диалога и психологизма, пейзаж, стиль, проводится параллель с техникой кинематографа.

1. Проблема позиционирования автора приобретает особую актуальность потому, что в творчестве Пио Барохи ощутим своего рода стык повествовательных традиций Х1Х и ХХ веков. Х1Х век утверждает автора в качестве демиурга, всезнающего создателя произведения. В прозе ХХ столетия заметна высокая степень самоустранения автора-повествователя. Бароха сплавляет обе эти тенденции, поэтому образ автора в его романах редко однозначен и прост. Место автора в каждом из романов 1900-1912 годов предстает следующим образом:

2. Жанры, используемые Барохой, редко представлены в “чистом виде”: он неизменно привносит в устоявшийся канон что-то от себя, модифицирует известные жанры или изобретает собственные. Для своих художественных построений писатель активно использует жанровый арсенал прошлых эпох. В контексте его творчества особенно важен “бальзаковский канон”, ведь, ориентируясь на французского классика, Бароха создает развернутое полотно испанской общественной жизни, фиксирует свое внимание на проблемах испанского социума.

Жанровые элементы, как правило, объединяет мотив дороги, путешествия или странствия. Мотив странствия становится организующим началом романа, одним из ведущих способов испытания и раскрытия характера действующих лиц. В психологическом романе путешествие воплощает идею духовного поиска, особенно важную для романа воспитания, или может выступать как школа жизни героя.

Бароха синтезирует пикареску, эпос, путешествие, что выводит его к модификации романного жанра – к роману действия. Этот жанр экономит на описании, его повествование информативно и редко удаляется от главного предмета изображения. По сути, это роман одного героя, занятого самоутверждением, объясняющего личные принципы и убеждения. Собственно романами действия можно считать три книги Барохи – “Ярмарку сдержанности”, “Салакаина Отважного”, вторую часть “Или Цезаря, или ничто”.

3. Система персонажей в романах Барохи, как правило, “героецентрична”. О главных действующих лицах писатель предоставляет читателю максимум информации. Особое внимание автор уделяет трем моментам – биологическому, этнологическому и социальному. Первый связан с противоречиями между происхождением и общественным положением героя, второй – с его национальной принадлежностью, третий – с его окружением. В целом барохианская система персонажей строится по классической модели, новизна же заключается в особом внимании писателя к двум типам – к человеку действия и к авантюристу. Эти герои воплощают философию действия, соединяют в себе героическое и авантюрное начала, раскрываются перед читателем как функциональные единицы нового понимания активности. В своей деятельности они делают акцент на успехе, карьере, самовоспитании, авантюре, политике, стоят на позиции человека, твердо верящего в свои силы, умеющего побеждать.

4. С концепцией действия связана и такая особенность романов Барохи как их диалогизм. Под диалогизмом в данном случае следует понимать организующий повествование принцип диалога – во-первых, на уровне отдельно взятого произведения; во-вторых, на уровне включения этого произведения в единый историко-литературный контекст. Апелляция к контекстуальному знанию первых читателей, преломление центральной проблемы книги во взглядах различных персонажей, соотношение поступков и жизненных установок героев, создание романа как ответа на реплики “со стороны” – таковы наиболее распространенные способы реализации диалогического принципа. Бароха создает своего рода “текст в тексте”, что позволяет экономить речевые средства за счет описаний и объяснений, не замедляет темп повествования. Почти драматургическое использование диалога превращает читателя в слушателя, участника дискуссии. Помимо имитации реальной жизненной ситуации соединение диалогической разговорности и монологической риторичности создает особую художественную энергию, динамизм, иллюзию настоящего времени.

Диалоги в романах Пио Барохи удобно классифицировать на две группы. С одной стороны, это “идеологические” диалоги, в которых персонажи высказывают свою принципиальную точку зрения, при этом взаимоотношения между ними “лишены конфликтности – это диалог идей, а не столкновение характеров”[13]. С другой стороны, это “бытовые” диалоги, максимально приближенные к разговорной речи и посвященные повседневным проблемам героев. Как правило, эти диалоги состоят из коротких информативных реплик практически без участия авторской речи, легко превращаются в полилоги, а следовательно, в значительной степени обладают качеством импровизационности.

5. С речевой экономностью и с активностью диалогического начала связан отказ от традиционного психологизма. Психология через жест становится открытием Барохи в изображении внутреннего мира персонажа. Писатель использует формы его косвенного освоения, при которых всякое внешнее проявление героя (портрет, жесты, стиль поведения) предстает как симптом того, что творится в душе, при этом мотивировка реакций остается “за кадром”, но не отсутствует как таковая.

Психологическое состояние героев передается несколькими способами. Во-первых, автор сам может давать характеристику речи персонажа, воссоздавая атмосферу диалога, подчеркивая интонации, улавливая настроение собеседников. Во-вторых, сильные душевные переживания нередко передает экспрессивная лексика (эту особенность барохианской прозы Х. Ортега-и-Гассет назвал “теорией оскорбления”). В-третьих, важную роль играют портрет, какие-либо черты внешнего облика. Слово у Барохи приобретает выразительность и силу жеста, а жест заменяет излишние слова.

6. Однако психологией через жест не исчерпываются способы рассказать о персонаже. Не менее важную характеристику дает читателю параллель с природой. Пейзаж для поколения 98-ого года - нечто большее, чем простое описание природы; адекватно его значение можно передать через сравнение с русским словом “почва”. Отношение человека к природе становится важнейшим моментом в раскрытии художественного образа. Использование этого метода экономит авторский текст, так как выполняет двойную функцию: описывает место действия и раскрывает психологическое состояние героя, помогает его постичь.

7. Описанные характеристики (диалог, психологизм, пейзаж) в целом определяют стиль барохианской прозы и одновременно являются следствием авторского представления о средствах художественной выразительности. Свою главную задачу Бароха видит в воссоздании спонтанного потока жизни, для чего открывает новую функцию слова – слово как действие и как жест. Новое понимание слова связано с информативной насыщенностью и коммуникативной инструментальностью. Первая функция отвечает за строгость, ясность, выверенность описаний и диалогов, где нет ни одного лишнего слова, где бóльшее значение по сравнению с предыдущей литературой приобретает подтекст. Вторая функция служит для точной передачи фактов, ориентирует читателя на содержание, а не на способ его изложения.

Важнейшие черты стиля писателя – простота, легкость повествования, отсутствие риторики, импровизационность. Непреднамеренность стиля определяется интонационно-голосовой выразительностью речи, текст ориентирован на модель устного рассказа. Качество импровизационности тесно переплетается с качеством импрессионистичности. Оба они связаны с фиксацией впечатления, сиюминутности, мгновенности происходящих событий. Акцент делается на отказе от схематической упорядоченности. Отсутствие заранее сконструированного плана превращает произведения писателя в разросшиеся записные книжки, дневники наблюдений, в которых находится место всему – пространным разговорам, лирическим отступлениям, пейзажным зарисовкам.

8. Романам Барохи свойственна визуальная образность кинематографа: действия и картины сменяют друг друга подобно кадрам, большие отрезки жизни героя пропускаются без ущерба для композиционной целостности произведения. Романы Барохи и кинематограф роднит один и тот же прием – принцип монтажа. В фильме значимы не сами по себе изображения, а система их чередования. В литературе монтажному построению соответствует видение мира, отличающееся многоплановостью и широтой взгляда. С таким построением связана фрагментарность барохианского повествования, определяемая наличием вставных рассказов, лирических отступлений, хронологических перестановок. Почти весь творческий арсенал писателя активно применяется в кинематографе: преобладание диалога, “внешний” показ психологии героев, быстрота в смене планов, принцип монтажа.

Черты барохианского стиля соответствуют идеологической задаче – ухватить и заполнить содержанием всякое мгновение Жизни. Открытия Пио Барохи начала века предвосхитили черты новой мировой прозы. Манера испанского романиста некоторыми своими чертами сходна с письмом Э. Хемингуэя, называвшего Бароху своим учителем. В начале литературного пути Хемингуэй воспринял от Барохи многие важные приемы ремесла, в частности, касающиеся конструирования диалога и способов передачи характера и внутреннего состояния персонажа через его жесты и речь, что затем воплотилось в хемингуэевском принципе айсберга. В диссертации раскрывается связь между художественным творчеством обоих писателей, указывается на мировоззренческое и сюжетное сходство романов “Древо познания” Барохи и “Прощай, оружие!” Хемингуэя.

Действие, по Барохе, - это реакция против застоя, консерватизма и в жизни, и в литературе. Отвлекаясь от собственно философского компонента концепции действия, можно провести тождество Жизнь = Движение = Действие, поскольку именно оно позволяет примирить друг с другом противоречия писательской мысли и становится залогом удивительной цельности философского и художественного планов в творчестве Пио Барохи.

В Заключении представлены общие выводы диссертации. Пио Бароха в первый период творчества предвосхитил значение “действия” для европейской культуры начала ХХ века, при этом созданная им художественная концепция вобрала в себя оба плана – философско-этический, содержательный и эстетический.

Сущность этической философии писателя наиболее ярко раскрывается через концепты действия, воли, искренности, индивидуализма. Эти понятия определяют основную тему барохианской романистики – проблему выбора пути, трактуемого предельно широко – от жизненного пути одного человека до исторического пути целой нации. Выбор героев отвечает их моральным принципам и духовным потребностям, то есть всецело зависит от этики. У каждого героя – авантюриста, человека действия, лицемера, безвольного персонажа – своя дорога, и в путь он берет только те качества, которые соответствуют его идеалу. Метафизический путь укладывается в рамки жанра путешествия, что предоставляет писателю огромную свободу в выборе места и времени действия, в показе тех или иных ситуаций в жизни героев, наконец, а интраисторическом постижении момента. Такому типу романа, названному Барохой “бесхребетным”[14], требовалась соответствующая техника. Пио Бароха открывает новый путь художественности, питательной средой для которого явилась концепция действия. В жанре романа действия, в образах героев – авантюриста и человека действия, в психологии через жест, в качественно ином понимании слова реализуется эстетическая программа писателя.

Таким образом, анализ функционирования концепции действия на всех уровнях произведений Пио Барохи позволяет сделать вывод о том, что испанский писатель связал в единый узел философские, политические, социальные и художественные проблемы эпохи и внес существенный вклад в обновление романного жанра, в первую очередь в Испании.

[1] Ортега-и-Гассет Х. Размышления о “Дон Кихоте”. Пер. с исп. О.В. Журавлева, А.Б. Матвеева. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1997, с.29.

[3] Laín Entralgo P. La generación del noventa y ocho// Laín Entralgo P. España como problema. T.1-2. T.2. Madrid: Aguilar, 1956, p.286.

[4] Тертерян И.А. Испытание историей. Очерки испанской литературы ХХ века. М.: Наука, 1973, с.39.

[5] Baroja P. La formación psicológica de un escritor// Baroja y su mundo. T.1-2. T.2. Madrid: Arión, 1962, p.437.

[6] Бароха П. Салакаин Отважный. Пер. с исп. Н. Бутыриной// Унамуно М. де. Туман. Авель Санчес. Валье-Инклан Р. дель. Тиран Бандерас. Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро. М.: ИХЛ, 1973, с.605-606.

[7] Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Пер. с нем. Ю.И. Айхенвальд. Минск: Харвест, 2005, с.628.

[8] Baroja P. El árbol de la ciencia. 3-a ed. Madrid: Alianza, 1969, p.52.

[11] Baroja P. La dama errante. París: Nelson, s.a., p.V.

[12] Ортега-и-Гассет Х. Мысли о романе. Пер. с исп. А.Б. Матвеева// Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. Вступит. ст. Г.М. Фридлендера; Сост. В.Е. Багно. М.: Искусство, 1991, с.295.

[13] Тертерян И.А. Указ. соч., с.235.

[14] Baroja P. La nave de los locos// Baroja P. Obras completas. Т.1-8. T.4. Madrid: Biblioteca Nueva, 1948, p.326.

На правах рукописи

Суслова Мария Викторовна

В.Б. Земсков

К.А. Чекалов

Н.А. Богомолова