Институт мировой литературы им. А.М. Горького ::

Данная диссертация рассматривает очень интересное и достаточно сложное явление современной индийской литературы – «Новую поэзию», которая появилась и развивалась примерно с начала 50-х и до 70-х годов ХХ века. Отличительной чертой этой поэзии, возникшей вскоре после достижения Индией независимости, было то, что она создавалась преимущественно молодыми городскими поэтами с прекрасным образованием. Они хорошо знали европейскую поэзию эпохи модернизма и, очевидно, ориентировались на неё при выборе тем, сюжетов, связанных с современной им жизнью, новых героев, образов и более того – метрики, строфики и отказа от рифмы. Мэтр «новой поэзии» хинди Агъея, как справедливо отмечает диссертант, заложил основы этого литературного направления. Именно Агъея, не только сам выдающийся поэт, но и редактор четырёх «Семериц струн» - поэтических антологий, объединивших творчество столь разных и одновременно имеющих много общего поэтов, по сути, и дал название этому нарождающемуся направлению. Он же способствовал и его развитию. Диссертант останавливается на значении «Семериц струн» (первой, второй и третьей антологий, изданных в период с 1943 по 1959) . Четвертая «Семерица» увидела свет уже в 1979 г., когда «новая поэзия» хинди практически себя исчерпала (с.17). Однако следует учесть, что некоторые участвовавшие в «Четвертой семерице струн» поэты, например, Нанда Кишор Ачарья, относят свою поэзию того времени к «новой поэзии».

Диссертант характеризует «новую поэзию» как «литературное направление, в котором находят отражение некоторые модернистские тенденции» (с.10) и стремится выявить его характерные черты, которые бы позволили найти общее в разных поэтических системах литератур Индийского субконтинента того времени. Задача действительно непростая, тем более что термин «новая поэзия» исследователями и знатоками поэзии часто употребляется лишь по отношению к поэзии хинди. Тем не менее, диссертант полагает: «Существование подобного термина в этой литературе сделало возможным применить его к другим региональным индийским литературам (причем не только к рассматриваемым в исследовании бенгальской и непальской, но и к литературам маратхи и телугу)» (стр.10). Диссертация и посвящена доказательству того, что не просто в бенгальской литературе, а именно в бангладешской, в силу исторических причин отъединённой от прежде единой бенгальской, а также определённым образом связанной с ней непальской – вслед за поэзией хинди - присутствует направление, называемое «новая поэзия». Вместе с тем, вызывает сомнение правомерность широкого толкования понятия «Северо-Восточная Индия» в том случае, когда к поэзии хинди добавляется бангладешская и непальская. Очевидно, правильнее было бы говорить о поэзии стран северо-восточной части Индийского субконтинента. При этом не совсем понятна цель, сформулированная диссертантом: «Цель данной диссертации – выяснить степень соответствия содержания произведений, рассматриваемых в русле анализируемого литературного направления, и самого названия «новая поэзия» (с.11). Вероятно, имелось в виду соответствие содержания – названию направления, в рамках которого созданы эти произведения, т.е. насколько они «новы»?

Задачи, поставленные исследователем, интересны и важны - проследить связь «новой поэзии» с индийской традиционной поэзией и с западными модернистскими тенденциями; рассмотреть структурирующие элементы в творчестве «новых поэтов» и выявить присущие этой поэзии ритмико-синтаксические приёмы (Реферат, с. 5). Примечательно, что для анализа образной системы автор разработал специальную методику, которая позволяет рассмотреть три аспекта изучаемого произведения (время, место и действие) и даёт большие возможности для сопоставительного анализа произведений, созданных на разных языках, но в русле одного литературного направления.

Данная диссертация состоит из Введения, четырёх глав, Заключения и Приложения, в котором даны переводы некоторых исследуемых в диссертации произведений. Присутствует и Список использованной литературы, однако мы не нашли в нем (так же как и в обзоре исследований, посвященных «новой поэзии») упоминания некоторых работ, на наш взгляд, имеющих непосредственное отношение к теме диссертации, например, диссертации Ш.Литвиновой «Поэзия авангарда в независимой Индии: Г.М. Муктибодх, Р.Сахай, Дхумил», которая была защищена еще в 1991 году. Видимо, оказался недоступным и недавно изданный сборник статей “Hindi Modernism: Rethinking Agyeya and His Times” под редакцией Васудхи Далмия. Тем не менее, подобное издание подтверждает актуальность темы, избранной диссертанткой.

В первой главе диссертации рассматривается феномен «новой поэзии» трёх стран – Индии, Бангладеш и Непала и обсуждается периодизация новых литератур Индийского субконтинента, а также выделяются литературные направления в соответствии с парадигмой, предлагаемой индийскими исследователями (в частности, С. Виджайендрой). Автор выделяет в индийской литературе художественные направления, опираясь на их традиционные индийские названия (с.11). Что же касается самой периодизации и соотнесенности с ней различных литературных направлений и течений, то, на наш взгляд, это был большой переходный период, во время которого сосуществовали и сочетались разные направления и течения – и в поэзии, и в прозе, которые перерабатывали большой историко-политический и литературный опыт, преимущественно зарубежный. Неслучайно диссертантка приводит мнения индийских исследователей, которые часто не могут отделить представителей «прогрессивной поэзии» от «новой» (с. 17), сама «новая поэзия» с середины 60-х гг. делится на многочисленные литературные группы (с.18), в то время как Агъею, например, считают продолжателем чхаявада (с. 98).

Вместе с тем, интересными, полными важных и точных наблюдений, представляются другие разделы Главы 1, посвященные связи «новой поэзии» с модернистскими течениями в европейских литературах и характеристике основных тем, которые являются общими для творцов «новой поэзии» на всех трёх языках. При этом оговаривается, что любовная лирика сознательно не включается в число рассматриваемых произведений, поскольку она имеет свою специфику и требует отдельного исследования (с.37). Подобное ограничение вполне обосновано и понятно, так как данная диссертационная работа охватывает очень большой, обширный исследуемый материал, требующий глубокого знания не одного, а трёх литературных языков, и хорошего ориентирования в литературе трёх независимых, хотя и тесно связанных исторически, государств. Кроме того, любовная тема для литературы модернизма не является стержневой, в отличие от проблематики отчуждения и одиночества человека.

На наш взгляд, наиболее интересна Глава 2, исследующая поэму Гаджанана Мадхава Муктибодха «В темноте» и трактующая её как наиболее репрезентативное произведение «новой поэзии» (с.38). Прежде чем перейти к анализу самой поэмы, диссертантка обсуждает творческий метод (процесс) поэта, сформулированный им в «Дневнике одного писателя». Примечательно, что диссертантка отмечает, что в «Дневнике…» отсутствуют какие-либо записи, касающиеся личной жизни поэта, а есть лишь статьи, рассуждения на литературные темы (с. 40-41). Полагаем, в данном случае было бы уместно отметить один из наиболее вероятных образцов – «Дневник писателя» Ф.М.Достоевского - писателя, которого Муктибодх очень ценил и любил, например, для героя одного из его рассказов «Сделка», написанном в русле направления «новый рассказ» хинди, Достоевский предстаёт вдохновляющим примером.

Анализ поэмы «В темноте», сделанный Л.А.Стрельцовой, даёт хорошее представление о поэме – начиная с её содержания и вплоть до структурных особенностей, триединства времени, места и действия, характерных для двух миров (реальности и фантазии-сновидения), присутствующих в поэме, и др.. Украшает этот анализ и, несомненно, помогает ему выполненный на очень хорошем уровне перевод поэмы (см. Приложение). Рассматривая поэму, исследовательница отмечает и мнение западных и индийских литературоведов о том, что эта поэма Муктибодха – пример махакавьи, созданный в русле «новой поэзии» (с. 45). Очевидная параллель «В темноте» с поэмой «Камаяни» (1936) классика поэзии хинди Джаяшанкара Прасада, которую проводят некоторые индийские исследователи, упоминается в диссертации, но не находит развития. На наш взгляд, на этом моменте следовало бы остановиться, т.к. даже при первом чтении поэмы Муктибодха возникает много аллюзий и ассоциаций с «Камаяни». (В самом начале поэмы герой говорит о «тёмных комнатах жизни» и ком-то неизвестном, кто постоянно бродит в темноте, и вопрошает: «Это Ману?». Затем герой, так и не получивший ответа, встречается с этим некто и сообщает: «Он сажает меня на высокой вершине», что звучит как явная отсылка к поэме Дж.Прасада, и многое другое). Зная, что перу Муктибодха принадлежит исследование «Kaamaayanii: ek punarvichaar» (Камаяни: пересмотр/переосмысление), написанное еще в 1950 г., и изданное позже (с учетом статей о творчестве Дж.Прасада и «Камаяни», написанных Муктибодхом для журнала «Ханс»), и находя имя Ману - главного героя «Камаяни» - в зачине одной из важнейших поэм Муктибодха, можно предположить, что поэт вступает в творческий диалог со своим великим предшественником, переосмысливая его поэму уже не как литературовед, а как поэт.

Метафора «темных комнат жизни» была характерна для литературы хинди того времени. Достаточно вспомнить поэтическую пьесу «Тёмный век» (Aandhaa yug,1954 г.) Дхармавира Бхарати, действие которой в основном происходит «в тёмных пещерах души», или роман 1961 года «Тёмные закрытые комнаты» (Andhere band kamre) Мохана Ракеша, одного из основоположников направления «новый рассказ» хинди. (Заметим, что в этом русле писал рассказы и сам Муктибодх). В ирреальном мире поэмы Муктибодха это не только пещера, но, видимо, и «тёмный пруд», который противопоставляется, на наш взгляд, водам потопа – его созерцает Ману в первой строфе поэмы Дж.Прасада, восседая на высокой вершине Гималаев. Полагаем, несколько большее внимание к проявленному Муктибодхом интересу к «Камаяни» Дж. Прасада помогло бы глубже понять «тёмные места» поэмы «В темноте», да и найти некоторые подтверждения тому, что яркий представитель «новой поэзии», как и великий поэт-чхаявадист, стремился создать свою махакавью. Диссертантка же считает, что подобное мнение – преимущественно «дань традиции со стороны индийских литераторов» (с.45).

Повторим, что вся Глава 2 написана на очень хорошем уровне, обстоятельно, подробно и убедительно. Она дает представление и о конкретном произведении с его композицией, структурными и стилевыми особенностями, и о новой поэзии в целом. Анализ «трех единств» в произведении именно здесь кажется оправданным, в то время как при анализе поэзии малой формы в гл. 3, посвященной «Новой поэзии» хинди, эти «единства» кажутся менее убедительными. Наглядно показано, что поэт создает некий особый пространственно-временной и смысловой континуум, со своими закономерностями (начиная с воздействия извне – вплоть до внутренней трансформации героя). Любопытно, что, хотя модернисты изображают дисгармоничность, даже абсурдность окружающей жизни (не зря поэт ценит Камю и Сартра), именно проведенный диссертанткой анализ вскрывает, что на самом деле поэма Муктибодха вся строится на рациональном, продуманном авторском замысле. Он планомерно проводит своего героя через столкновения с дисгармонией и абсурдом жизни - ради возникновения нового смысла, новой гармони, ориентированных на общественное благо. Т.е. корни просветительской идеологии здесь, безусловно, не изжиты. Несмотря на заимствованную у западных поэтов и иногда у чхаявадистов (это ведь они первые разбили выстроенность метрического стиха, прорисованность образа) технику стиха, несмотря на новаторскую организацию текста, Муктибодх выступает как переходная фигура, как человек, пытающийся новыми средствами построить духовно-нравственную гармонию. Этот вывод, на наш взгляд, напрашивается из проведенного диссертанткой в главе 2 анализа. То есть, она успешно описывает изображаемый мир поэмы, блестяще распутывает переплетающиеся мотивы, выделяя важные смысловые узлы в тексте.

Метод структурного анализа позволяет диссертантке судить о композиции и поэтике этого текста. Но последний шаг – к выявлению связи между формой и замыслом поэмы, полагаем, не сделан. А ведь этот парадокс – просвещенческий замысел средствами модернистской поэзии – видимо, составляет ключевую особенность поэзии Муктибодха. Более того – возможно, и для более поздней новой поэзии, особенно для ее социально «заряженной» ветви, верно то же самое. Очевидно, для Агъея это не так, он действительно модернист, у него содержание и форма взаимодействуют иначе.

Странно, что в разделе о поэтическом языке практически ничего не говорится о тропах, используемых в этой поэзии. То есть о синтаксисе новой поэзии – ее отличительной черте – сказано много и весьма убедительно, а вот фигуры речи, используемые сравнения, метафоры, эпитеты, парафразы упоминаются лишь изредка, мимоходом. Между тем всё это как раз и создает эмоциональный фон произведения. Мотивный анализ, проведенный более последовательно (выделенный в отдельную подглавку), особенно – на материале творчества ряда поэтов, а не одной поэмы, - позволил бы выявить частотные эпитеты, т.е. те признаки реальности, которые поэты выделяют для себя как релевантные, существенные при структурировании реальности. И здесь, наверняка, были бы какие-то сквозные для всей новой поэзии мотивы. (Так, «пустынный», «безлюдный», «ужасный», «человечный/человеческий», «безъязыкий», «немой», «темный», «слабый/неяркий» (о свете) и т.п. – это же всё стержневые, любимые их определения, в них проявляется и картина мира, и ценностная шкала, и их отграничение себя от предыдущей традиции, где всё светлое, прекрасное, воодушевляющее и пр..) Анализ сравнений и метафор показал бы, какие аспекты действительности вдохновляли поэтов, где они искали объяснения реальности, какой-то гармонии, т.е. в этом втором, идеальном плане, в противовес реальному, представлена другая, мыслимая поэтом идеальная действительность. В этом смысле удачно (но недостаточно развернуто) диссертантка говорит о математических образах в поэзии Муктибодха. Вышесказанное преимущественно относится к 3 и 4 главам. Представляется, что проведенный более последовательно, даже въедливо, мотивный анализ мог бы существенно обогатить работу и дать более полную картину того, что именно представляет собой эта «новая поэзия». И общее, и отличное в творчестве рассмотренных поэтов предстало бы рельефнее, и не возникало бы впечатления торопливого перечисления, которое подменяет иногда собственно филологический анализ.

Главы 3 и 4, имеющие несколько разделов, посвящены рассмотрению специфического и общего в «новой поэзии» на языках хинди, бенгальском и непальском. Строятся они по общему принципу: вначале даётся краткая характеристика творчества поэтов, относящихся к рассматриваемому направлению; затем рассматривается, каким образом в их творчестве реализуется «принцип трёх единств», а потом исследуются особенности поэтического языка.

Рассмотрение «новой поэзии» хинди справедливо начинается с творчества Агъеи, «несмотря на то, что ни он сам, ни индийская критика не относили его к «новым поэтам» (с.96). К сожалению, причина этого не была четко сформулирована исследовательницей. Очевидно, направление «экспериментализма» (прайогвад), предшествовавшее «новой поэзии», так прочно ассоциируется с творчеством Агъеи, что этого поэта ставят лишь у истоков, но не в самом русле «новой поэзии». Другой причиной может быть одухотворенный мир природы, столь проникновенно описанный Агъеей, что противоречит грубым реалиям городской жизни и быта, встречающимся в «новой поэзии». При этом краткий разбор его произведений, сделанный диссертанткой, показывает, как много общего в них с поэзией пяти поэтов хинди, рассмотренной в Главе 3. Более того, еще в 4 разделе первой главы сама диссертантка пишет, что «В «новой поэзии» хинди тема чувственных отношений имеет особое значение в творчестве таких авторов, как Агъейя» (с. 36).

При рассмотрении «новых поэтов», писавших на трёх разных языках, первым делом вставала проблема отбора, и в диссертации объясняется, как эта проблема решалась (с.100-101). Характеристика творчества даже сравнительно небольшого количества избранных поэтов, часто довольно разных, вынужденно даётся на их наиболее «представительных» произведениях. Поэтому приходится доверять интуиции и исследовательскому чутью диссертантки, которая делает обобщающие заключения порой на основе очень ограниченной выборки стихов. Тем не менее, эта глава даёт многое для понимания специфики «новой поэзии», расширяет и дополняет исследования, предпринятые ранее как в самой Индии, так и в нашей стране.

Глава 4, посвященная разбору «новой поэзии» Бангладеш и Непала, вводит много нового, прежде неизвестного отечественной индологии, материала. Так, известный поэт хинди Анил Джан Виджай, преподающий также язык хинди и индийскую литературу в ИСАА МГУ, полагает, как и многие индийские литературоведы, что говорить о направлении «новая поэзия» можно лишь по отношению к литературе хинди, но не бенгальской или непальской. Однако, применяя разработанную авторскую методику, диссертантка исследует специфику этой поэзии в плане формы и содержания, и находит все приметы, подтверждающие её принадлежность «новой поэзии» и связь с европейской поэзией модернизма. Также отмечается, что героем в бенгальской поэзии часто становится не человек как таковой, но его эмоциональное состояние, а жизнь героя делится на мир и войну. Подобно тому, как рассмотрению «новой поэзии» хинди предшествовал разбор творчества Агъеи, эту главу открывает характеристика влияния, оказанного на «новых поэтов» Бангладеш предшествующей бенгальской поэзией, прежде всего Р.Тагора и Назрула Ислама. Следующие разделы этой главы посвящены собственно «новым поэтам» - Шахиду Кадри, Шамсуру Рахману и др. и дают подробный анализ их творчества.

Второй раздел Главы 4 посвящен непальской поэзии, которая известна очень ограниченному кругу исследователей, что делает данную диссертацию особенно ценной. Творчество Мохана Коралы, Бхупи Шерчана и других, рассмотренное Л.А.Стрельцовой, подтверждает, что для них, как и для поэтов хинди и бенгальской «новой поэзии», характерен интерес «к конкретному историческому времени, определённым политическим и культурным обстоятельствам». При этом подчеркивается главная отличительная черта непальской поэзии – конкретная привязка к пейзажу, узнаваемость непальской топографии. Интересны выделенные диссертанткой мотивы, присущие этой поэзии, например, мотив «расширения пространства», истоки которого находят в противостоянии репрессивной политической ситуации в стране. Так соединяются, казалось бы, несовместимые понятия – природа и репрессии, но в этом, очевидно, предназначение поэзии, идущей неведомыми путями. Примечательно, что непальские поэты часто оказываются «радикальнее» своих равнинных собратьев по перу, что убедительно показывает диссертантка при анализе их поэтического языка, в котором нет традиционных санскритских размеров или рифмы, а содержание сохраняет острую социальную направленность.

При всех безусловных достоинствах диссертации, необходимо отметить и некоторые недостатки, помимо сделанных выше замечаний. Самая главная претензия – отсутствие ссылок при разборе того или иного произведения, например, поэмы «В темноте» Муктибодха, текст которой легко найти и в интернете. Как правило, отсутствуют названия произведений на языке оригинала при первом упоминании. Это ограничивает возможность сверить тексты. Всё-таки правила оформления научного исследования предполагают, что все цитаты имеют конкретный «адрес», по которому их можно уточнить или дополнить. Этот недостаток усугубляется еще и тем, что часто отсутствует оригинальный текст приводимых в работе примеров, с которым можно было бы сравнить перевод, особенно в начале диссертационной работы (с. 51-53 и далее). Правда, иногда даётся транслитерация того или иного слова, но неясен принцип, по которому эти слова отбираются (с. 55, 67 и др.), а сама транслитерация довольно часто даётся с ошибками, преимущественно в долготах и назализации. Есть неточности перевода (например, на стр. 40,68,71,73,105). Отсутствуют объяснения тех или иных терминов (напр., манадала, арати) или же они объясняются гораздо позже первого упоминания (напр., Ману, с.53). Но нужно отметить и удачные пояснения-сноски, напр., к Сивил Лайнс (с.56), где дана дополнительная информация о Муктибодхе. Есть опечатки (с.58,74), стилистические шероховатости (57, 60,109). Исследователь Фирдоус превращается в Фирдуоза (с. 5), есть и другие разночтения в написании имен авторов.

Однако все досадные недоработки имеют частный характер и не могут серьёзно умалить достоинства выполненной работы. В целом диссертация сделана на хорошем профессиональном уровне. Диссертантка продемонстрировала прекрасное владение материалом, способность к обобщениям и убедительным выводам, умению делать выбор из чрезвычайно обширного материала и анализировать его последовательно и целенаправленно. Исходя из вышеизложенного, следует признать, что представленная на отзыв диссертация ««Новая поэзия» в литературах Северо-Восточной Индии (на примере хинди, бенгальского и непальского языков)» отвечает требованиям, предъявляемым к такого рода работам, а ее автор – Лилия Александровна Стрельцова, заслуживает присуждения ей искомой степени кандидата филологических наук по специальности 10.01.03 – литература народов стран зарубежья (литературы стран Азии и Африки).