9 ноября, вторник

 

Конференц-зал ИМЛИ РАН

 

10.00 – 11.00	Регистрация участников конференции.
11.00	Открытие конференции. Первое пленарное заседание.
18.00         19.00	Концерт студентов и преподавателей Московской консерватории «Музыкальное приношение Хлебникову» (вокальные и инструментальные произведения русского авангарда).   Празднование дня рождения Велимира Хлебникова в Каминном зале

 

 

 

10 ноября, среда

 

Конференц-зал ИМЛИ РАН

 

11.00 – 18.00	Второе пленарное заседание.
19.00	Выставка в Центре современного искусства.

 

 

 

11 ноября, четверг

 

актовый зал Литературного института им. А.М. Горького

 

11.30 – 13.30

Третье пленарное заседание.

 

Государственный музей В.В. Маяковского

 

15.30          17.00

Подведение итогов конференции. Общая дискуссия. Выставка уникальных прижизненных изданий Хлебникова и русских футуристов.   «Песенка-лесенка в сердце другое». Музыкально-поэтический вечер в честь Велимира Хлебникова. Ведущий – Сергей Бирюков.

 

 

 

1-е   П л е н а р н о е    з а с е д а н и е

 

9 ноября, вторник

Утреннее заседание, начало в 11 часов

Конференц-зал ИМЛИ РАН

 

 

 

Корниенко Наталия Васильевна, член-корреспондент РАН, председатель текстологической комиссии секции языка и литературы Отделения историко-филологических наук РАН

 

Чагин Алексей иванович, доктор филологических наук, и.о. директора Института мировой литературы им. А.М.Горького РАН.

 

 

 

 

Иванов Вячеслав Всеволодович  (Москва).

Хлебников и современная наука.

 

РЕЙН ЕВГЕНИЙ Борисович (Москва).

Слово поэта.

 

Бирюков Сергей Евгеньевич (Германия).

 К Хлебникову: инварианты авангардной парадигмы.

 

Вроон Роналд (США).

Эволюция  историософских взглядов Велимира Хлебникова: заметки к теме.

 

Стригалев Анатолий Анатольевич (Москва).

Велимир Хлебников и Борис Григорьев.

 

Кофе-брейк: 12.30 – 13.00

 

Старкина София Вячеславовна (СПб.).

Проблема циклизации текстов Хлебникова на примере реконструкции стихотворного триптиха  «Три обеда».

 

Максимова Наталья Викторовна (Астрахань).

Поэтика и строфика: наблюдения последних лет.

 

Арензон Евгений Рувимович (Москва).

 Хлебников и Мандельштам (исследовательский сюжет В.П.Григорьева).

 

Шатова Ирина Николаевна (Украина).

Карнавализация образа Велимира Хлебникова в «Лапе» Д. Хармса: анаграмматическая трактовка.

 

Дядичев Владимир Николаевич (Москва).

Параллели и перпендикуляры футуристической эстетики: В.Хлебников – В.Маяковский.

 

Акулова Валерия Константиновна (СПб.).

Проблемы, особенности и перспективы перцепции личности и творчества Велимира Хлебникова в контексте нового тысячелетия.

 

Панов Сергей Владимирович (Электросталь), Ивашкин Сергей Николаевич (Москва).

Перформатив Хлебникова: перевод традиции, стирание логоса и порождение реакции.

 

Перерыв: 14.30 – 15.00

 

Дневное заседание, начало в 15.00

 

Баран Хенрик (США).

В творческой лаборатории Хлебникова: Записи поэта и их источники.

 

Парнис Александр Ефимович (Москва).

Новое о Хлебникове: неизвестный рассказ последних лет.

 

Перцова Наталья Николаевна (Москва).

Ранние словотворческие тетради Хлебникова: известное и новое.

 

Лекманов Олег  Андершанович (Москва).

Комментарий к стихотворениям Хлебникова в контексте истории русского авангарда.

 

Рабинович Вадим Львович (Москва).

 Велимир Хлебников: Мера мира.

 

Рылёва Анна Николаевна (Москва)

«Влюбленный бес» и «Игра в аду».

 

Кофе-брейк: 16.30 – 16.45

 

Акулова АННА Сергеевна (Астрахань).

«Бесы» А.С. Пушкина и «Случай» В. Хлебникова: еще раз о классике на пароходе современности.

 

Вестстейн Вилем (Голландия).

Философия чисел:  Паули, Юнг и Хлебников.

 

Евдокимова Людмила Викторовна (Астрахань).

Художественные функции паремий в поэме-перевертне  В. Хлебникова «Разин».

 

Чудасов Иван Владимирович (Астрахань).        

Поэтическая лаборатория ранних стихотворений В. Хлебникова.

 

Лощилов Игорь Евгеньевич (Новосибрск).

Имя Хлебникова как аргумент в спорах о Заболоцком.

 

Гервер Лариса Львовна (Москва).

Симфонические формы в произведениях А.Белого, В.Хлебникова, Д.Хармса.

 

 

 1

Празднование дня рождения Велимира Хлебникова в Каминном зале

 

2-е   П л е н а р н о е    з а с е д а н и е

 

10 ноября, среда

Утреннее заседание, начало в 11 часов

Конференц-зал ИМЛИ РАН

 

Аристов Владимир

Хлебниковская лингвистика и современные внутренние пространства поэтического изображения

 

Шестакова Лариса Леонидовна (Москва).

«Словарь языка русской поэзии XX века» как источник сопоставительного изучения авторских лексиконов и стилей.

 

Лукьянова Ольга Сергеевна (Москва).

Концепция числоречи в поэзии В.Хлебникова: нумерологический аспект.

 

Саул Ангелина (Австралия). 

Трансформация «говорящего субъекта» в персидских стихах Хлебникова.

 

Боева Галина Николаевна (СПб.). «Зверинец» В. Хлебникова и «Проклятие зверя» Л. Андреева в художественно-смысловом поле начала века.

 

Соколова Ольга Викторовна (Москва).

Поиск Лица как метаязыковая саморефлексия (В. Хлебников и Г. Айги).

 

 

 

Кофе-брейк: 12.30 – 13.00

 

Фатеева Наталья Александровна (Москва).

«Взводень звонов» В. Брюсова как метатекст идиолекта В. Хлебникова.

 

Валиева Юлия Мелисовна (СПб.).

История одного стихотворения И. Бахтерева (по материалам семейного архива поэта).

 

Надъярных Мария Федоровна (Москва).

«Племя изобретателей»: латиноамериканский коллаж.

 

Васильев СЕРГЕЙ АНАТОЛЬЕВИЧ (Москва).

Державинская традиция в поэтическом  стиле Хлебникова

 

Галиева Марианна Андреевна (Иваново).

 «Духовное угадание» Хлебникова: Русская литература и культуры Востока.

           

АЛЬКВИСТ ЖАН ДЖАНОВИЧ (СПб.).

Хлебников и Санталово в ономастическом пространстве.

 

Кацис Леонид Фридович (Москва).

Экфразис у Хлебникова: Пушкин и Бурлюк.

Перерыв: 14.30 – 15.00

 

 

Щукин Михаил Александрович (СПб.).

«Часовая механика Бытия» в хронотопе драмы (на материале произведений В.Хлебникова, А. Блока, А. Платонова).

 

Ганин Максим Владимирович (Чебоксары).

«Священный шум» в  стихотворении В. Хлебникова «Времыши-камыши»: семантическая активность образа-метафоры.

           

Мурзин Сергей Николаевич (Троицк, Моск. обл.).

Сравнительное жизнеописание. Уильям Гамильтон и Велимир Хлебников.

 

Биряльцева АЛЕКСАНДРА Ревмировна (Казань)

Таксидермические экспонаты казанских музеев, выполненные Хлебниковыми.

 

МАМАЕВ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ (Астрахань).

«Конецарство» Велимира Хлебникова.

 

Скороходов Максим Владимирович (Москва). 

Создание Музея русского авангарда (проект развития Дома-музея Велимира Хлебникова в Астрахани).

 

Большухин Леонид (Нижний Новгород).

Литературные отношения Хлебникова и Маяковского в контексте книги Альвэка «Нахлебники Хлебникова»

 

Кофе-брейк: 16.30 – 16.45

 

Орлицкий Юрий Борисович (Москва).

Прозаическая миниатюра в творчестве Хлебникова.

           

Матвеева Татьяна Викторовна (Калуга).

 Поэтика кумулятивного сюжета в лирике В.Хлебникова.

 

Успенский Павел Федорович (Москва).

Хлебниковский пласт в «Эсхиле» Бенедикта Лившица.

 

МОВЧАН Раиса Валентиновна (Украина).

Хлебников и украинский футуризм.   

 

Шевнин Юрий Васильевич (СПб.).

Образы сетчатой архитектуры и города будущего в творчестве Хлебникова.

 

Антипова Галина Александровна (Москва).

 Кинематографический дискурс творчества Велимира Хлебникова в художественном мире Александра Довженко.

 

Стендовые доклады.

Кусовац Елена (Сербия). Даниил Хармс и Велимир Хлебников.

Ичин Корнелия (Сербия). Геометрические начала творчества Хлебникова.

Щетников Андрей Иванович (Новосибирск).

Заметки о стихотворении «Весны пословицы и скороговорки».

 

19.00  Выставка современных художников

Вечер в Центре современного искусства (адрес: ул. Зоологическая, д.13).

 

3-е   П л е н а р н о е    з а с е д а н и е

 

11 ноября, четверг

Утреннее заседание, начало в 11.30

актовый зал Литературного института им. А.М. Горького

(Тверской бул., 25, вход с Б.Бронной)

 

Никульцева Виктория Владимировна (Москва).

Неологизмы Хлебникова и Каменского

 

Россомахин Андрей Анатольевич (СПб.), Ермакова Полина Юрьевна (СПб.)

Переводы «Кузнечика» Велимира Хлебникова на мировые языки (антология переводов и анализ проблем перевода).

 

Моретти Алессандра (Италия).

В. Хлебников: «И она ответила тихо…». O новом треугольнике Лермонтов-Врубель-Хлебников.

 

Хлебникова Вера Маевна (Москва).

К истории архива.

 

Романова Ирина Михайловна (Москва).

Временные модели и структуры В. Хлебникова в контекстах западно-европейских и восточных представлений о времени.

 

Перерыв 13.30 -14.30

 

Дневное заседание, начало в 15.30

 

Государственный музей В.В. Маяковского

(адрес: Лубянский пр., 3/6)

 

Вступительное слово директора музея

          СТРИЖНЕВОЙ Светланы Ефимовны

Подведение итогов конференции. Общая дискуссия.

Выставка уникальных прижизненных изданий Хлебникова и русских футуристов.

 

Регламент конференции: Доклад – 15 минут, прения по докладу – 5 минут

 

Справки по телефонам: (495) 690-50-30 Дирекция ИМЛИ РАН,

(495) 690-53-08 Отдел новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья

 

 

 

 

 

Тезисы докладов

международной научной конференции

 

«Велимир Хлебников

в новом тысячелетии»,

 посвященная 125-летию со дня рождения

 русского поэта и мыслителя

 

 

9-11 ноября 2010 года

 

 

Иванов Вячеслав Всеволодович, академик РАН  (Москва).

Приветствие Хлебниковской конференции

 

        Не  имея возможности  лично присутствовать на конференции, я хотел бы воспользоваться случаем и не только приветствовать всех ее участников и пожелать им успешной работы, но и рассказать им немного о значении Хлебникова для тех старших поколений  мастеров русской культуры, от имени которых мне в какой-то мере позволяет говорить мой жизненный опыт.

   Ранним знакомством с литературным и научным творчеством Хлебникова я обязан моему отцу- замечательному и, как я вместе со многими ценителями полагаю, еше недооткрытому русскому писателю Всеволоду Иванову. Еще на рубеже 1920-х и 1930-х годов Иванов писал о том, что ему  больше всего близка проза Хлебникова. Я хорошо помню день 70 лет назад. Мы сидим вдвоем с отцом за столом в нашей квартире в писательском доме на Лаврушинском переулке. Только что вышел том неизданного Хлебникова. Отец получил его и жадно набросился на неизвестные для него тексты. Он обращается  ко мне со словами: Такие строки у него самые лучшие- и цитирует из «Где, как волосы девицыны, Плещут реки» (стихи о Хлебникове в армии во время первой мировой войны):

 

«В пеший полк девяноста третий.

 

Я погиб, как гибнут дети».

 

  Отец получил от Крученых, непрерывно занимавшегося Хлебниковым и его наследием, многие рукописи Хлебникова. По дороге в эвакуацию в начале войны мне при пересадках, в то время бурных и опасных, поручили  беречь сокровище- сверток, где были завернуты наибольшие  отцовские ценности-   от руки написанные (и тогда еще даже не перепечатывавшиеся на машинке) тексты двух неизданных романов отца «Кремль» и «У» (они были впервые изданы после его смерти) и хлебниковские тетради и листы с вычислениями. Когда в 1942-ом году мы жили в Ташкенте, там в эвакуации оказался вместе с нами химик Шемякин. Ему отец дал почитать некоторые из хлебниковских сочинений о ритмах истории и я присутствовал при  их разговоре, в котором писатель был более склонен к математическому подходу к прошлому, чем ученый. Н.И. Харджиев - в то время один из лучших знатоков  Хлебникова – мне говорил, что он планировал издание его сочинений, в редколлегию которого вошел бы мой отец и, как и он, высоко его ценивший С.Я.Маршак (тот больше всего любил «Мне мало надо - краюху хлеба Да каплю молока»).

   Когда к самому концу войны Заболоцкий был освобожден и после тюрьмы и лагеря вернулся, ему (старому ленинградцу) в Москве негде было жить. Его приютил на время  Ираклий Андроников  в своей однокомнатной квартире на Собачьей Площадке, где  умещалась уже вся семья Ираклия - жена, две дочери и нянька. В этой тесноте устроили вечерний прием и позвали на него Пастернака (он с Заболоцким в те годы и потом подружились, Пастернак про него говорил -«интересный, заковыристый»). Весь вечер они спорили о Хлебникове. Он оставался для Заболоцкого в той же мере главным поэтом, каким был  для всех обериутов в их  творческие годы. Пастернак, в 1914 г. испытавший сильнейшее влияние Хлебникова и написавший в его духе несколько стихотворений о Москве и ее истории, потом отошел от Хлебникова, считая его взгляды на историю утопическими. Заболоцкий его опровергал. Возражая, Пастернак на память приводил много цитат из Хлебникова. Заболоцкий ловил его на этом: Вы же сами столько из него помните!

   Поэты послевоенного поколения, с которыми я дружил - Самойлов и Слуцкий - в начале стихописательства увлекались Хлебниковым. Слуцкий произнес о нем речь на церемонии переноса праха Хлебникова на Ново-Девичье кладбище (так вышло, что его могила  расположена  близко к той, где стоит камень с факсимильной росписью моего отца). Я запомнил тот день и написал о нем:

 

С ним с детства говорили птицы,

 

Не верил он своим глазам.

 

В кого он перевоплотится,

 

Он не догадывался сам.

 

 

Ему казалось - «Вишну новым»

 

Его проносят циклы лет.

 

Он жил одним числом и словом-

 

Числяр, юродивый, поэт.

 

 

Не в сумраке потустороннем

 

Всё Хлебникова существо,

 

И мы не перезахороним,

 

- К себе  в Москву вернем его.

 

   С середины 1950-х годов в Москву стал часто наезжать Роман Осипович Якобсон, начавший свои научные разыскания с книжки о Хлебникове, которого он хорошо знал лично (и даже познакомил с открытой Блоком заумью русалок, позднее вставленной Хлебниковым в его собственный текст). Якобсон подражал необычной манере Хлебникова  тихо читать стихи (запись такого подражательного чтения  Якобсоном  хлебниковского «Кузнечика» была сделана в Музее Маяковского). Для него, как и для его старых друзей (в том числе Виктора Борисовича Шкловского, которого я с детства знал близко как товариша и соавтора моего отца) Хлебников был основным поэтом всего столетия.

   Возвращение к Хлебникову стало очевидным в дни его юбилея 25 лет назад. Одну из многих лекций о нем, произнесенных в те дни, я читал в клубе завода недалеко от Марьиной рощи. Зал был полон. Я полагался на свою память, потому что с юности знал наизусть многое из им написанного. Но в нескольких местах запинался или путался. Мне приходили на помощь и меня поправляли многие из сидевших в зале совсем молодых людей. Меня поразило, как досканально страна уже тогда страна знала  Хлебникова. Это подтвердили и тиражи многих тогда - после большого перерыва- вышедших изданий его сочинений.

    Один из последних содержательных поэтических разговоров о Хлебникове был у меня с Иосифом Бродским в Нью-Йорке в канун получения им Нобелевской премии. О Хлебникове мы с ним говорили не раз. Совсем еще молодой начинающий поэт был увлечен статьей Тынянова о Хлебникове. В те годы я нахожу у Бродского прямое воздействие Хлебникова в стихотворении о любви и разлуке, где Бродский начинает говорить голосами птиц - как Хлебников в «Мудрости в силке». А в Америке, увидев меня спустя 15 лет впервые после дня, когда он приезжал проститься со мной перед отъездом, Бродский заговорил о моей большой работе о Хлебникове и науке - она ему попалась в переводе, печатавшемся из номера в номер в сербской авангардной газете. Хлебников - при его любви к взаимообогащению славянских языков и литератур - был бы рад тому, что сербский текст связал двух русских, не перестававших о нем думать на разных континентах.

    Я и сейчас, как во время занятий в архиве Хлебникова в РГАЛИ (старое ЦГАЛИ) - когда я нашел у Хлебникова предсказание  взрыва атомной бомбы и намек на понимание солнечной энергии как происходящей от термоядерного взрыва! - думаю, что Хлебникова - автора «Досок судьбы» и других «стихов из чисел» (его собственное выражение), посвященных истории, еще откроют в будущем. Наступивший  экономический кризис заставил вспомнить о предсказаниях, содержавшихся в математических уравнениях истории, выведенных вскоре после смерти Хлебникова Н.С.Кондратьевым. Но повторяемость событий, которые касаются совсем не только экономики, явно подтверждает основные наблюдения Хлебникова. Кажется вероятным, что его мысли найдут продолжение не только в литературе, но и в науке.

 

 

Иванов Вячеслав Всеволодович (Москва)

«ХЛЕБНИКОВ И СОВРЕМЕННАЯ НАУКА»

 

    Из многих вопросов, касающихся научных занятий и открытий Хлебникова, я коснусь двух- его отношения ко времени и истории (главным образом в  «Досках пудьбы»и примыкающих к ним текстах) и его специальных занятий Египтом и его древней историей.

Возможны разные подходы к «Доскам судьбы». Один из них- чисто эстетический: можно заниматься их  (особым) местом в поэтике Хлебникова[1]. Как и близкое по времени написания (в канун предчувствовавшейся поэтом и -судя по не вполне ясным его записям, им предсказанной- смерти) «Зангези»[2], это -  «сверхповесть». Этим последним термином Хлебников называл  открытый им способ композиции большого произведения, которое включает фрагменты, написанные разными стилями и на разных языках, но группирующиеся вокруг некоторых определенных тем и персонажей, например, Зангези (условное имя, соотносимое с автором). Как объясняет сам Хлебников в «Зангези», “ Сверхповесть, или заповесть, складывается из самостоятельных отрывков, каждый с своим особым богом, особой верой и особым уставом. ...Строевая единица, камень сверхповести, – повесть первого порядка. Таким образом находится новый вид работы в области речевого дела. Рассказ есть зодчество из слов. Зодчество из «рассказов» есть сверхповесть. Глыбой художнику служит не слово, а рассказ первого порядка” (Х 1986, с. 473).

  Наиболее близкую анaлогию в литературе того времени, испытавшей воздействие  воззрений на искусство футуристов[3], я  нахожу в романах Джойса- «Улиссе» и «Поминальном бдении по Финнегану» («Finnegans Wake»). При таком анализе «Досок судьбы», который на первое место выдвинет их структуру как литературного целого, включенные в него  ряды чисел, соответствующие хронологические таблицы и уравнения  должны читаться  как элементы этой структуры. . Ново  по сравнению с другими сверхповестями Хлебникова то, что в «Досках судьбы» используются не только словесные тексты, но и числовые, которые иногда (в некоторых «листах»- частях) приобретают особую значимость. В этом смысле Хлебников- изобретатель жанра семиотического текста сверхповести, состоящего из рада словесных и числовых текстов. С чисто эстетической точки зрения не очень важно, в какой мере  хронология верна. В том, что относится к древности, не нужно быть последователем гиперкритицизма Фоменко, чтобы убедиться в том, что большинство цифр  условно или фантастично; даже и теперь при всех радиоуглеродных и дендрологических методах хронология Древнего Востока существует в нескольких альтернативных вариантах. Значительно больший интерес может представить научная фантастика предлагаемых Хлебниковым предсказаний.  Его прогнозы  строились на основе попыток проверить и уточнить построенную им теорию циклической смены противоположных событий через определенные интервалы времени. Подбирая материал для проверки гипотезы,  Хлебников пришел к практическому выводу, что наиболее проверяемые выводы относятся к новейшей истории, поскольку хронология современных событий общеизвестна, легко может быть уточнена и прогнозы на будущее могут быть соотнесены с текущими событиями.  Напомним, что в зародыше  те приемы, которые он пытался разработать, содержались уже в традиционных способах измерения расстояния между событиями противоположного характера (например, возвращение Наполеона к военной и политической активности- полное поражение Наполеона). В  повторяемых исторических описаниях расстояние мерили в днях (например, 100 дней в приведенном примере). Хлебников занимался определенным историческим или географическим и культурным объектом (например, Египтом или советской властью в России и в мире) и пробовал определить соответствующие числовые характеристики, используя свои уравнения как вспомогательный материал, украшение или орудие вычисления.. Подход оставался художественным или интуитивным в той мере, в какой требовался поиск некоторых основных признаков (степень свободы Египта от Англии; границы советской власти и расширение географической сферы ее влияния в мире). Полученные результаты (в обоих приведенных случаях, подтверждаемые последующими событиями) могут истолковываться как верные предсказания (Хлебников сам склонен был на этом настаивать). Некоторые (далеко не все) из сделанных им прогнозов будущих событий оправдались. Самым ярким примером остается  повторяющееся в его бумагах и в них выделенное предсказание, касающееся советской власти и расширения сферы ее влияния.

      От первых черновых заметок о повторяемости одинаковых и противоположных событий Хлебников приходит к выведению уравнений времени, приобретающих вполне точный характер. По словам  Хлебникова, все свелось к степеням двух и трех- наименьших простых чисел.  Важны  те числа и константы, которую Хлебников предположил в качестве основной составной части этих уравнений. Чтобы в этом разобраться, нужно представить себе роль чисел в натурфилософии и  философии истории Хлебникова. В связи с этим понадобится рассмотреть константы природы и большие числа в его понимании. Подход Хлебникова к проблемам нумерологии был связан с его пониманием констант структуры и эволюции природы и общества [4]. Хлебников был одним из тех многочисленных авторов первой четверти ХХ в., которые обратили внимание на неизученность проблем времени и необходимость нового к нему подхода (ср. Иванов 2007). В его понимании времени была  черта, отделяющая его от многих писателей и ученых, почти одновременно с ним или несколько позднее писавших на эту тему. Его время занимало прежде всего в связи с регулярной повторяемостью событий. Он сам по этому поводу  говорил о сходстве понимания цикличности времени у него и в таких восточных представлениях, как буддийские. В этом отношении наиболее близким оказывается сопоставление его работ, прежде всего стихов и прозы «Досок судьбы» (1920-1922гг.),  с написанными почти тогда же (в 1917-1925гг.) главами прозаической книги «Vision» («Видение») великого англо-ирландского поэта Йейтса[5]. Как и Хлебников, Йейтс думает о противоположности  (у Хлебникова символизируемой математическим знаком) двух начал - по Йейтсу Согласия (Concord) и Разногласия (Discord).  Но при этом  Хлебников целиком в сфере математических вычислений  (ДС, л.1).

  Для Хлебникова вместе с тем существует личная сторона этой проблемы, неожиданно приближающая его к некоторым традиционным формам мистики. Думая о циклах и закономерных повторах в биографии одного  . Поэтому (в прозаической повести «Ка») его занимает  движение во времени, которое может совершать его двойник, подобный древнеегипетскому. Именно это, с одной стороны, позволяет говорить о возможной интуитивной составляющей этих построений, с другой, делает его взгляды на время созвучными той концепции  вращательной Вселенной, которую разработал великий логик Гёдель, развивший уравнения теории относительности своего близкого друга Эйнштейна. По поводу времени в этой Вселенной и подобных ей мирах   он писал: «Совершив путешествие в оба конца на ракетном корабле по достаточно широкой кривой, можно в этих мирах приезжать в любую область прошлого, настоящего и будущего, точно иак же, как в других мирах можно приезжать в отдаленные области пространства»[6]. Если предположить вытекающее из идеи Гёделя отсутствие глобального (общемирового) времени (при наличии локального времени в каждом отдельном случае), то дальше мы оказываемся в мирах Хлебникова с возможными передвижениями вроде тех, которые описаны в его «Ка».

  В этой связи стоит вернуться к вопросу о соотношении циклического понимания  времени в духе Хлебникова с  теми радикальными преобразованиями наших исторических представлений, которые предложены Фоменко и его соавторами. Если допустить вместе с ними, что два ряда хронологических чисел (например, описывающих становление, расцвет и распад двух империй- Римской и Хеттской) совпадают, то из этого могут следовать по меньшей мере два  совершенно разных толкования этого события. Первое состоит в том понимании истории, которое предлагал Хлебников. С его точки зрения, эти две империи различны, но даты их появления и упадка представляют собой два проявления одной и той же исторической тенденции. Второе возможное толкование:  Фоменко (как до него Морозов в книге о Христе) предполагает тождество этих явлений, которых позднейшие историки ошибочно принимают за одно. Во вращательной Вселенной Гёделя  мы бы считали, что путешествие во времени оказалось возможным и из позднейшего состояния Римской Империи можно было отправиться к прошлому, называемому нами Империей Хеттской. Но само это переименование может говорить о наличии путешественника, отличного от тех, кого он посещает. Когда Ка Хлебникова (символический двойник его души) в повести «Ка» приходит в древнеиндийскому царю Ашоке, сохраняется различие между ними. В локальном времени самого Хлебникова это посешение отлично от предыдущих и последующих его перемещений во времени. Всякий раз новыми именами и соответствующими обозначениями обстоятельств характеризуется новое путешествие во времени. Цикличность не предполагает тождества в локальном времени, но отсутствие глобального времени может привести к вероятному предельному сходству внутри повторяемых событий. В глобальной перспективе они одинаковы. Хлебников, которого в стихотворении «Меня проносят на слоновых...» индийские молодые женщины, сплетась в подобие слона, несут на себе, оказывается «Новым Вишну».  По традиционному индийскому учению, которое здесь (и в соответствующих прозаических набросках) имеет в виду Хлебников, предполагается, что аватары (новые воплошения Вишну) в определенном смысле тождественны сами себе и ему- Вишну, объединяющему собой все свои аватары (Иванов 1967). Учение о цикличности времени оказывается прямо связано с идеей перевоплощения. В обоих случаях можно говорить и о повторяемости одинаковых или противоположных явлений, событий и личностей, и об их тождестве друг другу в определенных заданных границах. Когда Хлебников называет Пифагора своим последователем, он имеет виду отсутствие времени в том мире, который Поппер обозначил как третью Вселенную. В этом мире нет границ прошлого, настоящего и будущего. С этим можно соотнести то, что  по Попперу к нему принадлежат ненаписанные романы и симфонии и недоказанные теоремы (на правах «гостей из будущего»). В написанной в то же время, что и разбираемые сочинения Хлебникова и Йейтса, книге стихов молодого Пастернака «Сестра моя жизнь», посвященной Лермонтову (как живому собеседнику), курение автора вместе с Байроном и распивание вина с Эдгаром По становится в один ряд с этими же общениями в глобальной Вселенной, где нет времени.

  При предсказании будущих событий Хлебников обычно сопоставляет явления внутри одного ряда (в определенном смысле локального или принадлежащего к одному семантическому полю, например, морских сражений- согласно одной из особых сфер интересов Хлебникова, и в этом  созвучного Йейтсу). Уже приходилось рассматривать это на примере занятий Хлебникова независимостью Египта, после которых Хлебников стал обдумывать возможное время всеафриканского единства (Иванов 2000, т. II, c. 390- 392). 

 Для оценки тех уравнений времени, которые Хлебников предлагает в своих работах, особое значение   имела введенная им константа 317 ,  связанная с календарным числом дней в году 365 соотношением 365±48. В хлебниковском понимании числа 317 было несколько составляющих.

Во-первых, это число (как и лежащее в его основе календарное число 365) занимало его с точки зрения теории чисел, всегда его волновавшей (с университетских лет  и буквально до последних дней, когда он перечитывал две посвященные ей книги своего казанского профессора математики Васильева).  Его интересовало построение этого числа, соотношение с другими числами. Красота календарного числа , которой он не перестает любоваться (в том числе и в тексте «Досок судьбы»), открывается в виде «изящного нисходящего ряда» степеней  трех: 35 +34 +33 +32 +31+30 +1 + =243+ 81+ 27++9+3+1+1=365. Такого рода подход к константам  с точки зрения их эстетической красоты может найти интересную параллель у такого характерного представителя современной нумерологии , как Эддингтон. Он описывал константу тонкой структуры a=137= (162+16). +16+1 как чисто математическое число в симметричной матрице в пространстве 16 измерений[7], где 16=4´4  (4-число измерений в мире Минковского, который многократно упоминается Хлебниковым). Соотношение этой константы тонкой структуры α = 137, принимавшейся Эддингтоном, но не многими другими занимавшимися очень большими числами, и хлебниковского как бы сходного (по составным элементам, но не по их порядку)  числа 317 (а также других на него похожих, в частности, 173, так же упоминающегося Хлебниковым), не поддается сколько-нибудь надежной интерпретации.

  Во-вторых, и это было главным, Хлебников находил важным возможное наличие этой константы в выводимых им уравнениях времени. Эта сторона его исследований может вызвать критику в зависимости от достоверности используемых им хронологических таблиц и дат (ненадежны данные , относящиеся к Древнему миру и Востоку) и правдоподобности умозаключений об одинаковости, сходстве или противоположности сопоставляемых и противопоставляемых лиц и явлений.

 В-третьих, Хлебникова занимало то, что предположенная им константа времени может быть связана с другими характеристиками проявлений знаковой деятельности человека (в частности, с экспериментально-фонетическими характеристиками фонем языка, особенно гласных, о которых он судил по акустическим исследованиям Щербы[8]) . Акустические соотношения гласных, соответствующих друг другу по законам сравнительного языкознания, он пробует соотнести с устанавливаемыми им уравнениями времени, касающимися повторяемости событий в истории народов и в биографиях отдельных людей. Вероятно, Хлебникова при его стремлении ввести в круг законов о циклическом изменении в истории народов и в природе также и языковые закономерности должны были бы заинтересовать и позднейшие открытия глоттохронологии, установившие существование лексикостатистической константы, определяющей изменение основного словаря языка[9]. Вычисляя в своем духе демографические соотношения в современном ему мире, Хлебников пытается соотнести число говорящих со средней длиной слов языка: «Язык Англии считают родным около 318/2 человек. Или, при населении народа, равном 18-й степени трех, языки становятся краткими и упрощенными. Длинные слова русского языка говорились 16-й степенью трех; здесь степень построена на двойке» (ДС, л.4).

  Вместе с тем Хлебников обращается и к достаточно традиционной проблематике уравнений движений планет. Ему хотелось выявить параметры, объединяющие разные области мироздания: «Чистые законы времени одни и те же у всех вещей, звезд и людей.»(ДС, л.3). Часть приводимых статистических данных (скажем. о городах России) может показаться случайно подобранной. Но вся концепция в целом пережила испытание временем[10]

  Среди последних еще не изданных записей Хлебникова, касающихся этих его интересов, обращают на себя внимание его заметки об очень больших и очень малых числах. Ему должны были быть известны в пересказе в одной из обзорных работ первые относящиеся к этому наблюдения Планка, хотя позднейшие статьи конца 1910-х годов (в частности, две основополагающие заметки Вейля[11]) едва ли могли в это время быть замечены (даже если соответствующие журналы и приходили в библиотеки- у нас нет точных сведений, с кем из ученых Хлебников мог обсуждать эти вопросы, но книги, в которых излагались новости астрофизики, были у него с собой в последние месяцы жизни).

  При всей краткости сделанных Хлебниковым записей несомненно, что он размышлял о существовании очень больших чисел в макромире и в микромире. Его весьма немногословные замечания по этому поводу позволяют предположить, что он шел по пути, который  в 1930-е годы привел Эддингтона и Дирака к формулировке гипотезы больших чисел. Пифагорейство Эддингтона и его стремление выдвинуть на первый план в изложении проблемы константы 137 не вызывает сочувствия у большинства писавших эту тему[12]. Для последующих разысканий  были значително более сушественны идеи Дирака. Хотя в том виде, как гипотезу больших чисел  сформулировал в 1938г. Дирак допускал на ее основании изменение гравитационной постоянной G со временем),  эта гипотеза  остается недоказанной, тем не менее само это направление после получает все большее значение. в особенности в связи с обнаружением (сначала Пенроузом, потом в серии новейших работ  Фанкхаузера[13]) наряду с константой типа 1040, выявленной вслед за Дираком рядом ученых, также «нелепо огромной» константы  10122. В этой связи не лишней кажется цитата из «Досок судьбы»: «сутки солнц по отношению к суткам света порядка 341, то сутки вселенной будут 3122 , а сутки какой-нибудь сверх-вселенной = 3365 ударов волны света, помня, что 41 =33 + 32+31 + 30 + 1, 122 = 34 + 41, 365 = 35+122.» (ДС, л.3).

    Уже в замечательной заметке Г.Гамова (Gamov 1968), редко упоминаемой в обзорах, при обсуждении всех основных констант природы содержалась идея соотнесения  их   с теми основными закономерностями. которые соединяют  макромир и микромир (часть больших чисел возникает именно при их соотнесении- радиуса   электрона и радиуса Вселенной и т.п.). Основное направление исследований ведет сейчас к тому, чтобы (отчасти в соответствии с мыслями, высказанными еще в 1968г. акад.Я.Б.Зельдовичем) установить взаимосвязь тех физических величин, в отношении которых обнаруживаются большие и сверхбольшие числа  в качестве констант. Наиболее привлекательным для многих астрофизиков и космологов оказывается при этом предположение о действии антропного принципа. Согласно ему,  параметры Вселенной (в частности, те, которые характеризуются этими большими числами) соответствуют антропному принципу. Они делают нашу Вселенную (в отличие от других вероятных или существующих вне нашего восприятия) пригодной для возникновения и развития разумной жизни [14].

 При этом высказываются и соображения о возможном соотнесении с цикличностью в процессах, изучаемых гуманитарными науками[15], что снова  заставляет вспомнить о мыслях Хлебникова.

  В современных работах предпринимались уже сопоставления предположенных Хлебниковым больших временных циклов c теми более короткими, которые выведены Н.Д.Кондратьевым[16] на основе изучения стран развитого капитализма за три века. «Волны Кондратьева», согласно его подсчетам, определяли не только время циклического экономического спада, но и оптимальное время войн и революций, приходящихся на период спада. Таким образом по сути сам этот циклический процесс сопоставим с периодами войн, интересовавшими Хлебникова. Кондратьев полагал, что наряду с им установленными должны иметь место и более длинные циклы.

  Хлебников понимал, что по мере продвижения исследования времени окажется необходимым уточнение используемой системы обозначений. По его словам, «существующий язык знаков алгебры непригоден для перевода на него и передачи на нем многих явлений мира времени, часто самых нелепых движений, и поэтому до переработки этих знаков от многих обобщений приходится отказаться. Кажется, знакотворчество будет верным спутником учения о времени.»(ДС, л.5). Можно думать, что по мере развития современных научных представлений о времени будет выработан тот новый язык описания, о котором мечтал Хлебников.

  Его и здесь с полным основанием можно считать одним из первых, кто прокладывал дорогу в будущее не только словесного искусства, но и науки.

  Из специальных вопросов истории, рассмотренных Хлебниковым и претворенных в его художественном творчестве. Остановлюсь коротко на Египте.

  Занимаясь в его архиве в РГАЛИ, я нашел подряд несколько его предсказаний по поводу времени, когда Египет получит независимость. Первое из них сделано еще в 1908г., второе- в в 1920г. (см. Иванов 1998, второй том  , с.390-391).

   В отношении Хлебникова устный источник  египтологических знаний открыт благодаря выявлению роли его знакомого Ф.В.Баллода[17].

    Хлебников во многом по-своему реконструировал  недостававшие ему элементы дренеегипетской культуры, создавая на свой лад законченную ее картину. Отдельными своими чертами она скорее напоминает   взгляды современных ученых, располагающих несравненно большим и лучше организованным материалом, чем те, чьи работы  Жлебнпков могл использовать. Вместе с тем стоит заметить, что в оригинальных русских сочинениях по египотологии, которыми он  мог пользоваться, ставились вопросы, для того времени новые : Ф. В. Баллод одним из первых рассмотрел проблему двух разных типов – реалистического и идеализированного - портретов умершего в одной и той же египетской гробнице в контексте теории изменения облика ка и в целом «представлений о потустороннем бытии»[18], а акад. Б.А.Тураев первым наметил общекультурное значение культа Тота[19], с которым в последнее время в ряде своих выступлений связывает проблему исключительно высокого развития математических знаний в Египте недавно от нам ушедший акад. В.И. Арнольд (подробнее об этом я пишу в недавно изданных лекциях об истории науки, Иванов 2010). Чтобы доказать этот общий тезис Арнольда, важный для понимания роли Древнего Египта и современными учеными, и их предшественниками в науке и культуре прошлого века,  первостепенное значение имеет  опубликованная Б.А.Тураевым в 1917-ом г. 14-ая задача Московского папируса, в которой говорится о вычислении объема усеченной пирамиды[20].  Вопреки неоднократно высказывавшимся возражениям и сомнениям[21] было показано, что составители задачи пользовались общими законами алгебраических тождественных преобразований[22]^.  Тураев перед своей смертью (он умер в 1920г.) по-видимому завершил работу над своим переводом  всего этого папируса, включающим и 10-ую задачу[23]^, по одному из толкований которой  египтяне правильно определяли площадь полушария, что – в согласии с нынешней гипотезой В.Арнольда - делало бы уровень их математических знаний очень высоким. Эти выводы существенны потому, что для хлебниковской оценки Древнего Египта вообще и Эхнатона, в частности, математические достижения  были на первом месте. Э то видно и из стихотворения, где Эхнатон и Хлебников выступают как воплощения одной силы, по преимуществу математической или числовой:

Я, Хлебников, 1885.

За (365+1) до меня

Шанкарья Ачарья творец Вед

В 788 году,

В 1400 Аменхотеп IV,

Вот почему я велик.

Я, бегающий по дереву чисел,

Делаясь то морем, то божеством,

То стеблем травы в устах мыши,

Аменхотеп IV – Евклид – Ачарья - Хлебников[24].

  Имя Евклида удостоверяет собственно математическую ориентированность этого ряда рождений.

Философско-математический или метафизический подход к Эхнатону обнаруживается и в прозаическом сочинении                                                                                                                                                                                                                                                                       «Ка» Хлебникова, где его занятия Амарнской эпохой воплотились во вполне внушительном воспроизведении Эхнатона и его личности в разных ее проявлениях (в том числе поэтическом), хотя оно и выражено в достаточно сложном контрапунктическом переплетении с современностью (Эхнатон- он же обезьяна, которую убивают в Абиссинии времени начала Первой мировой войны). В «Ка» Хлебникова автор  с самого начала говорит о своем собственном двойнике - Ка как о способе преодоления времени (проблемой которого Хлебников  интенсивно занимался все последнее десятилетие своей жизни). Его «Ка – это тень души, ее двойник, посланник при тех людях, что снятся храпящему господину. Ему нет застав во времени: Ка ходит из снов в сны, пересекает время и достигает бронзы (бронзы времен). В столетиях располагается удобно, как в качалке. Не так ли и сознание соединяет времена вместе,  как кресло и стулья гостиной?» («Ка», с.122). Эта особенность Ка мотивирует построение хлебниковского произведения, где Ка автора и с ним он сам перемещается в пространстве-времени : из России времени начала Первой мировой войны в будущий  23-й век- в год 2222-й, в Древнюю и средневековую Индию и на Цейлон, в Древний Египет амарнского периода, в мусульманский рай, где участвует в беседе с Мухаммедом.

Из тех разных, но не противоречащих друг другу пониманий древнеегипетского Двойника, которые так и не были синтезированы  в самой египтологии[25], для Хлебникова особенно важны два. Во-первых, Ка –это личность, вполне индивидуализированная. Во-вторых, с ним связана жизненная сила его «хозяина» (термин Хлебникова). Оба эти свойства справедливы с точки зрения египтологии (теперешней9, а не хлебниковского времени), потому что речь идет о Двойнике царственной или божественной личности.

  Опережая ученых (Кееса и Френкфорта[26]⁾, Хлебников настаивает на особости Ка фараона. Его занимает Ка Эхнатона, с которым, как и с Ка других царей (Индии- Ашоки и Акбара; Цейлона- Виджаи), может общаться его собственное, хлебниковское Ка. У Хлебникова он общается либо с Ка царей в потустороннем мире, либо со своими придворными в Египте его эпохи. Замкнутый круг великих деятелей, соответствующий и хлебниковским представлениям о самом себе и своем величии (как бы к ним ни относились  будущие биографы и психиатры), и его мыслям   о перевоплощении (скажем, Эхнатона в Хлебникова в упомянутом выше стихотворении), кажется принадлежностью эпохи, занятой Художником и Сверхчеловеком в его ницшеанском понимании (и в лругих близких к этому вариантах пред- и пост-символистского времени, например, у Владимира Соловьева); не в этом ли и корни последующего понятия Председателя Земного Шара, введенного в 1917г. Хлебниковым? У Хлебникова Ка царей общаются с другими Ка таких же персонажей и с мифопоэтическими женскими образами , подобными мусульманским гуриям и Лейли (героиня «Ка», которой посвящена и поэма «Лейли и Медлум», написанная в 1911г.[27]). При этом Хлебников задает вопрос, в разных ответах на который можно искать объяснение основным раличиям между его текстом и другими опытами движения во времени:: «случалось ли вам играть не с предметным лицом, каким-нибудь Иван Ивановичем, а с собирательным, хотя бы мировой волей? А я играл, и игра эта мне знакома» («Ка», с.128), «Ка был наперсником в этой забаве» («Ка», с.129).

В отрывке «Сон», по времени написания близком к «Ка», упомянута «аганкара»-производное от «агам» сложение со значением  «самосознание»: «разговор коснулся аганкары человека и аганкары народа»[28]^.

   ЛИТЕРАТУРА

 

CОКРАЩЕНИЯ

 

ДC- Хлебников, Велемир. Доски  судьбы. Бабков. Василий. Контексты   

    Досок судьбы. М., 2000.

МВХ- Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911 - 1998)

   / Сост.: Вяч.Вс. Иванов, З.С. Паперный, А.Е. Парнис. (Язык.

     Семиотика. Культура)/  М.: Языки русской культуры, 2000.

Х 1986 – Хлебников, Велемир. Творения. М.:Сов. Писатель.

Х ССС III- :Хлебников, В.В. Собрание сочинений I I I. Slawische

   Propyläen. Texte in Neu- und Nachdrucken, Bd.37. München: Wilhelm

   Fink Verlag, 1972

 

ЛИТЕРАТУРА

 

Баллод 1917 – Реализм и идеализация в египетском искусстве как результат представлений о потустороннем бытии.- В кн.: Сб. в честь проф. В.К.Мальмберга. М., 1917, с.57-68.

Баран 2002 – Хенрик Баран. Египет в творчестве Хлебникова.- В кн.: Хенрик Баран. О Хлебникове: контексты, источники, мифы. М., 2002.

Бёмиг 1996-  Бёмиг М. Время в пространстве: Хлебников и «философия гиперпространства» .- Вестник Общества Велимира Хлебникова, I. — М., 1996. С. 179—194.

 Бурбаки 1965 – Н.Бурбаки. Начала математики. 1 ч. Основные структуры анализа. Кн.1. Теория множеств. М.: Мир, 1965.

Ван дер Ванден 1959 - Ван дер Ванден. Пробуждающаяся наука. Математика Древнего Египта, Вавилона и Греции. Пер. И.Н.Веселовского. М. :  Гос.изд. физ.-мат. лит-ры, 1959.

Веселовский 1948 – И.Н. Веселовский. Египетская наука и Греция.- В кн.: Труды Института истории естествознания, т. II, 1948, с. 426-498.

Вестштейн  2007-Вестштейн, Виллем. Законы числа у Хлебникова.// На меже меж голосом и эхом. Сб.статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян. Сост. Л.О.Зайонц. М.: Новое издательство. М.: Новое издательство, 2007, с.180-187.

Владимирский 2000-Владимирский Б. М. "Числа" в творчестве Хлебникова: Проблема автоколебательных циклов в социальных системах. – МВХ, с. 723 - 732.

Выгодский 1967 – М.Я. Выгодский. Арифметика и алгебра в древнем мире. М. : Наука, гл.ред. физ.-мат. лит-ры, 1967 (2 испр. и доп. изд.).

Григорьев 2000-Григорьев, Виктор Петрович. Будетлянин. М.: Яз. русск. культ., 2000. (Studia poetica).

Григорьев 2006- Григорьев,  Виктор Петрович.. Велимир Хлебников в четырехмерном пространстве языка. Избранные работы. 1958–2000-е годы. – М.: Языки славянских культур, 2006.

Золотарев 1964 – А.М.Золотарев. Родовой строй и первобытная мифология.М., 1964.

Иванов 1967-Иванов, Вячеслав Вс. Структура стихотворения Хлебникова «Меня проносят на слоновых...».- Труды по знаковым системам 3. Тарту. 1967, с. 156-171.

Иванов 1968 – Вяч.Вс.Иванов. Дуальная организация первобытных народов и происхождение дуалистических космогоний. Рец. на кн. Золотарев 1964- Сов. Археология. 1968, №4, с. 274- 287.

Иванов 1978 – Вяч.Вс.Иванов. Близнечный культ и двоичная символическая классификация в Африке // Africana. Африканский этнографический сборник XI. Л. : «Наука», 1978,  с.214-246.

Иванов 1984 – Вяч.Вс.Иванов. До-во время-после? (Вместо предисловия) .- В кн.: Г.Франкфорт, Г.А.Франкфорт, Дж.Уилсон, Т.Якобсен. В предверии философии. Духовные искания древнего человека. М., Наука, Гл.ред. вост.лит-ры, 1984, с.3-21 и примеч..

Иванов 1998; 2000, 2004, 2010  – Вяч.Вс.Иванов. Избр. тр. по семиотике и истории культуры. Т. I ;  II.; VII (кн.1).: Языки славянской культуры, 1998; 2000; 2004.

Иванов 2005   Иванов , Вячеслав Вс. Стихи разных лет. М., 2005.

Иванов 2007-    Иванов, Вячеслав Вс.  Категория времени в науке и искусстве ХХ-го века.- Иванов ,т.IV, 2007. 

 Кузьменко 2000-   Кузьменко. В.П. «Основной закон времени» Хлебникова в свете современных теорий коэволюции природы и общества.- МВХ, с. 755-777.  

Леннквист  1999-Леннквист Б. Мироздание в слове. Поэтика Велимира Хлебникова / Пер. с англ. А. Кокотова(Совр. зап. русистика. Т. 25). СПб.: Гуманитарное агенство "Академический проект, 1999.

Лурье 1933 - С.Я. Лурье. К вопросу о египетском влиянии на греческую геометрию.- Архив Института науки и техники, 1, 1933, с. 45-70.

Матье 1939 – М. Э. Матье. [Рец. На кн.] В.Павлов. Скульптурный портрет в Древнем Египте.- Вестник Древней Истории, 1939, № 2, с. 101-104.

Нейгебауэр 1937 – О.Нейгебауэр. Лекции по истории античных математических наук. Пер. и предисловие С.Я.Лурье.Т. I. М.-Л., 1937.

Нейгебауэр 1968 – О.Нейгебауэр. Точные науки в древности. Пер Е.В.Гохман. М.: Наука, гл.ред. физ.-мат. лит-ры, 1968.

Перепелкин 1984 – Ю.Я.Перепелкин. Переворот Амен-хотпа IV. Ч. 2. М.: Наука. Гл. ред. вост.лит-ры, 1984.

Раик 1958 – А. Е.Раик. Новые реконструкции некоторых задач из древнеегипетских и вавилонских текстов.- Историко-математические исследования, вып.XI, М., 1958, с. 171-184.

Раик 1967 – А. Е.Раик.  Очерки по истории математики в древности. Воронеж, 1967.

Старостин  2007-Старостин, Сергей А. Труды по языкознанию. М.: Языки русской культуры, 2007.

Тартаковский 1986 – П.Тартаковский. Русские поэты и Восток. Бунин. Хлебников. Есенин. Ташкент:изд. лит-ры и искусства им. Гафура Гуляма, 1986.

Тураев 1898 – Б.А.Тураев. Бог Тот. Опыт исследования в области истории древнеегипетской культуры. Лейпциг, 1898.

 Barrow 2003-         Barrow, John D. The Constants of Nature. Pantheon Books, 2003.

Blank, 2004-  Blank, Brian E. The Constants of Nature and Just Six Numbers. - Notices of the American Matematical Society (AMS), vol.51, N 10, November 2004, pp. 1220-1225.

Cassina 1942- M.Cassina. Sulla geometria egiziana.- Period. di Math. 4 Seria, 22, 1942, pp. 1-39.

 Eddington 1929-Eddington ,Arthur. The Nature of the Physical World. 1929.

Eddington1948-  Eddington, Sir Arthur. Fundamental Theory. Cambridge; Cambridge University Press, 1948.

Funkhouser,2006-   Funkhouser, Scott. The Large Number Coincidence, The Cosmic Coincidence and the Critical Acceleration.. Proceedings of the.Royal Society Lond. A 462 (2006), pp. 3657-3661. 

Funkhouser, 2008-  Funkhouser, Scott. A New Large-Number Coincidence and a Scaling Law for the Cosmological Constant.  Proceedings of the.Royal Society Lond. A (2008) 464, pp. 1345-1353.

Gamow  1968-Gamow, George. Numerology of the Constants of Nature.//Proceedings of the National Academy of Sciences of  USA, vol.59 (2), 1968 February, pp.313-318.

Grandet 1995 – P.Grandet. Hymnes de la religion d’ Aton. Paris: Éditions du Seuil, 1995.

Hacker 2202-    Hacker, Andrea. Mathematical Poetics in Velimir Khlebnikov's Doski Sud'by.  Вестник Общества Велимира Хлебникова. Вып. 3 Сост. Е.Р. Арензон, Г.Г. Глинин. - Вып. III. - М.: Пятая страна; Гилея, 2002 , c.127-132.

Hacker 225-   Hacker, Andrea.  Novalis' Fragments and Velimir Khlebnikov's Doski sud'by. Russian Literature, Amsterdam, vol.55, 2004,  № 1, pp. 217-227.

Lisi 2007-    Lisi, A.Garrett. An exceptionally simple theory of everything.- arXiv:0711.0770v1[heph-th] 6 Nov 2007.

Maybury-Lewis 1992 – D.Maybury-Lewis. In Quest of Harmony.- The Attraction of Opposites. Thought and Society  in the Dualistic Mode, ed. D.Maybury-Lewis and U.Almagore. Ann Arbor; University of Michigan Press, 1992.

Mirsky 1975 – S.Mirsky. Der Orient im Werk Velimir Chlebnikovs. Slavistische Beiträge, Bd.85. München, 1975.

Modgi 2005-Modgil, Moninder Singh. Epistemology in cyclic time.-arXiv : physica/0501152vI [physics, gen-ph] 30 Jan 2005, pp.1-5. 

Morenz 1957 – S.Morenz. Rechts und Links im Totengericht.- Zeitschrift für Ägyptische Sprache und Altertumskunde, Bd.82, 1957.  

Niederbudde 3008- Niederbudde, Anke. Mathematische Konzeptionen in der  russischen Moderne. Florenskij-Chlebnikov- Charms. München, 2008.

 Obermayer 2008-  Obermayer, B. Tod und Zahl. Transitive  und intransitive Oprerationen bei V. Chlebnikov und D.A. Prigov.// Wiener  slawistischer Almanach. 56. Wien, 2005.

Perloff 1990-  Perloff, Marjorie.  Poetic Licence: Studies in Modernist and Postmodernist Lyric. Evanston: Northwestern University Press, 1990.

Ray, Mukhopadhyay, Ghosh 2007-  Ray, Saibal; Mukhopadhyay, Utpal, Ghosh, Partha Pratim. Large Number Hypothesis. A review.-arXiv: 1705.1836v1 [gr-qc] 13 May 2007.

Rees 2001-  Rees, Martin. Just Six Numbers. Basic Books, 2001.

Rees 2002- Rees M. Other Universes - A scientific Perspective .-  God and Design: The Teleological Argument and Modern Science. L., 2002. Pp.211-220.

 Stachel 2007-  Stachel, John. Review of  Yourgrau 2006.- Notices of the American Matematical Society (AMS), vol.54, N 7, August 2007, pp. 861-868.

Struve 1930 – W.W.Struve. Mathematischer Papyrus des Staatlichen Museums der Schönen Kunst in Moskau. Quellen und Studien zur Geschichte der Mathematik. A, 1. Berlin, 1930.

Turayeff 1917 – B.A.Turayeff. The Volume of the Truncated Pyramid in Egyptian Mathematics.- Ancient Egypt, 1917, pp. 100-102.

Tyldesley 1999 – J.Tyldesley. Nefertiti. Egypt’s Sun Queen/ New York: Viking/Penguin, 1999.

Yourgrau 2006-Yourgrau, Palle. A world without time. The  forgotten legacy of Gödel and Einstein. Perseus Publishing, 2006.   

 

           

Альквист Жан Джанович (Санкт-Петербург)

Хлебников и Санталово в ономастическом пространстве.

 

Между спонтанной реакцией (первичным импульсом) и результатирующим действием находится «пространство манипуляции», пространство тайм-менеджмента – где, собственно, и происходит планирование действия или оформление дискурса мысли. Однако, в большинстве случаев мы имеем неоконченную (недодуманную мысль или незавершенное действие, помысленное, начатое, проанализированное и отложенное «до лучших времен»). В нашем конкретном случае мы говорим о проекте «Возрождение культурно-исторических памятных мест в России» на примере деревни Санталово Новгородской области.

Ведь те самые недозавершившиеся процессы складываются друг с другом в один процесс – длительность, и это в сущности и есть то, что называется самоидентификацией. Самоидентификация деревни Санталово как культурно-исторического памятника. Время от времени эти складывающиеся между собой процессы – один большой незавершенный процесс – вдруг завершается, и происходит то, что называют «вторым рождением». И если у человека это переход на новый уровень своего духовного личностного роста, то для Санталовской земли это открытие нового большого горизонта.

            Курс, взятый Хлебниковым, дает нам духовный ориентир не только на такие человеческие качества как человеколюбие и миролюбие, но и указывает нам на единение души человека со всем тем, что его окружает. Ведь если забытая им ложка в его же руке становилась как бы частью его руки, то сам он становился сутью самой этой ложки. Тут мы уже вплотную имеем дело с восточной, а точнее японской культурой и ее эстетическим принципом мононо-аварэ, в котором главным духовным принципом является жизнь в согласии с природой и людьми. По представлениям синтоизма, мир – единая естественная среда, где люди и души умерших живут рядом. Тут уместно будет вспомнить о тяге Хлебникова к востоку и восточным религиям, и допустить присутствие духа Хлебникова на Новгородской земле.

Все многообразие мира вещей (реальных, гипотетических и придуманных фантазией человека) составляет первичную основу для имен – нарицательных как обобщающих аналогичные факты и собственных как выделяющих отдельные предметы в ряду названных с помощью имен нарицательных.

 Подобно тому, как именуемые вещи размещаются на земном (и неземном) пространстве, именующие их слова в сознании говорящего также имеют пространственное размещение, аналогичное для жителей одной и той же местности. Оно может быть непохожим на реальное размещение именуемых объектов, но оно существует и служит каркасом, поддерживающим денотаты имен.

Имена собственные живо реагируют на происходящие в природе и обществе изменения, поэтому имена собственные могут служить хронологизаторами текстов, а также исторических и археологических памятников. В силу особой консервативности имен собственных они переживают эпоху, в которую они были созданы, сохраняя свидетельства более древнего состояния языка, и содержат большую языковую и внеязыковую информацию, получить которую можно только лингвистическими методами.

Санталово – место, где поэт нашел последний свой приют, тихое, мирное окончание жизни, выход души из тела.

Место, где до последних земных дней перетасовывал колоду плоскостей Зангези.

Ономастическое пространство, созданное Хлебниковым, фрагментарно существует в сознании каждого, почитающего его творчество.

Место его гибели создает ономастическое пространство в сознании каждого жителя Новгородских земель.

Оба эти пространства создают общую плоскость – единицами которой являются все участники чтений и все те, кто к ним так или иначе причастен.

И с течением времени – ономастическое пространство современного человека, в жизни которого присутствует интерес к персоне Хлебникова расширяется и заполняется объектами и их новыми именами.

В это живое и развивающееся пространство хочется вписать имена людей, чьими силами  начата колоссальная работа на территории Санталово, неподалеку от которой уже установлен памятный камень, людей, благодаря которым ежегодно осуществляются чтения, кто хранит и бережет новгородскую сокровищницу – музей. Это имена Ивана и Степана Ботиевых, Светланы Борисовны Николаевой, и конечно же первой долголетней хранительницы захоронения Евдокии Лукиничны Степановой.

Велимир Хлебников отличался от своих предшественников и современников поистине космическим масштабом интересов, знаний, поисков, открытий и мечтаний. В историю культуры его имя внесено в первую очередь как имя неординарного поэта. Но его не обошла стороной и известность как глубочайшего философа, нестандартного мыслителя, проницательного историка, смелого фантаста, обогатившего многими незаурядными наблюдениями едва ли не все области знаний своей эпохи, намного опередившего время прозорливыми догадками.

Находясь в непрерывном диалоге с мирозданием, он рассматривал его как гигантскую лабораторию, а в искусстве, равно как и в науке, видел средство познания и преображения человеком окружающего мира.

            Ну а рассуждения о том, что какие-то выводы верны, а какие-то верными не являются – может являться продолжительной цепочкой смены мыслей и словоформенных словосочетаний. Но если это безукаснительно задевает задачи выбора, рассуждение может являться и отрицательной влияющей на ход и развитие строительства вывода, поскольку становится решающим и замыкающим влиянием на проявление того или иного вида культурологической особенности любого вида искусства. Если коснуться вопроса о поэзии непосредственно – может оказаться излишним длинное и рассуждающее пояснение феномена вывода. В следствии чего, на основании личностного понимания логики вещей – Хлебников превозмог эту дилемму путем освобождения логики от рассуждения и чтения. Это не одно и то же. Слух позволяет заключать суть их образов, возникших в результате мощных воздействий разума на руку пишущего. Как и молчаливое шевеление губ – передача отчужденности не воспринимается подобно невнятности хода построений логических поэтических цепочек. Ставший Лобачевским слова, Хлебников, не открывавший маленькие недостатки в старых системах, а открывавший новый строй, исходя из случайных смещений – так и вывел, что в разложенном виде – вывод, величиной в слово, сросшись с разумом, примет проявления зарождения рассуждений. Тем самым опрометчиво опровергая начальные установки на восприятие обратному происходящему. Искоренившимся это преобладание оказывается лишь в том случае – если суть оправдывает посылы разума словом.

              

            Бирюков Сергей Евгеньевич (Германия).

К Хлебникову: инварианты авангардной парадигмы (Проблемы описания)

 

Невозможность однозначного определения Авангарда и построения непротиворечивой теории этого направления связана с текучестью форм, которые явлены авангардными авторами. Наиболее близкое нам определение принадлежит Александру Флакеру, который говорит об Авангарде как о стилевом течении.

Понятно, что ''течение'' = ''направление''. Но я бы использовал здесь и другое значение – ''текучесть'' . То есть подвижность, постоянное изменение стиля, форм, и в конечном счете – художественных решений.  Авангардисты как бы по самой природе своей принуждены постоянно что-то изобретать, даже актуализирование форм прошлого для них тоже изобретение, поскольку это понимание на новом этапе (например актуализация палиндромии и других комбинаторных форм).

Как отказ от любых рамок и канонов, так и закрепление некоторых форм в переосмысленном виде  могут быть авангардными явлениями. Переосмысление не только художественных приемов, но и других форм интеллектуальной деятельности человека – фундаментальны для Авангарда.

Как мы знаем, наиболее последовательно и разнообразно такую ''текучесть'' являл в своих творениях Велимир Хлебников: в поэзии, прозе, исторических штудиях, эстетических построениях. Несмотря на значительные достижения в изучении наследия Хлебникова, представленные известными нам всем именами, мы все-таки еще недостаточно осознали, какой мощный поворот в культуре осуществил Поэт.

Если воспользоваться известным словом Романа Якобсона, необходимы новые подступы к описанию ивариантов творений Будетлянина и других авангардистов.  Речь идет о поиске адекватных путей анализа авангардной поэтики и в перспективе – о создании собственно новой аналитической поэтики. А поскольку такая форма анализа еще не сложилась, будем совместно искать новые подступы.

Провокативность хлебниковской поэтики во всех ее проявлениях – в практической и теоретической – в неспециальности, ненарочитости. Но Хлебников, конечно, не просто пишет стихи, а создает новую систему поэзии. Язык становится основанием новой поэтики, в то время как раньше основанием служили тематика, формы, жанры. Отдельное слово уже несет в себе поэзию (''слово как таковое''), отдельный звук – уже поэзия. Он предлагает действовать ''наималами'' (''наимал слуха'', ''наимал ума''), то есть мельчайшими единицами. Через наималы можно, по его мысли, проникнуть в ЗА-слово, найти прямой вход в денотат, в означаемое. Его поиски в этом направлении оказываются родственными лингвистическим поискам- от Фердинанда де Соссюра до Бодуэна де Куртенэ. И поскольку это был поиск поэта и ученого в одном лице, то многие его произведения становились своего рода поэтическими трактатами.

Поиск верного угла сердца к Хлебникову не закончен, он продолжается, как продолжается воздействие его поэзии,  иногда  самыми неведомыми путями. 

 

 

Биряльцева Александра Ревмировна (Казань)

Таксидермические экспонаты казанских музеев, выполненные Хлебниковыми

                   

          Будучи студентом Казанского университета, Виктор Хлебников был командирован в экспедицию на  Урал для сбора орнитологических экспонатов. Экспедиция состоялась в 1905 году, Виктору помогал его младший брат Александр. С помощью Систематического каталога позвоночных животных¹ было установлено, что в зоологический музей Казанского университета поступила коллекция экспонатов, собранная братьями Хлебниковыми, состоящая из 111 штук (среди них 2 чучела птиц, 106 шкурок и 3 заспиртованных препарата)² .       В результате исследований, выполненных сотрудниками Зоологического музея Казанского университета, уточнено количество экспонатов руки Велимира Хлебникова:

    Воробьинообразные – 84 экземпляра

    Неворобьиные – 31 экземпляр

    Всего птиц – 115 экз.

    Эти сведения  приводятся в статье А.Ф.Беспалова.³ 

     Также в Систематическом каталоге позвоночных животных¹ упомянуты и экспонаты, выполненные отцом поэта, Владимиром Алексеевичем Хлебниковым.

         В настоящее время в Зоологическом музее Казанского (Приволжского) федерального университета можно увидеть чучело птенца малого журавля⁴, выполненное отцом поэта. В  фондах музея также хранятся чучела дербника⁵ и кукушки⁶, выполненные Виктором Хлебниковым. Для кукушки Cuculus intermedius Vahl  не приведено русское название, потому что она отличается от кукушки обыкновенной. Как указано в каталоге¹, она была найдена во время экспедиции на Урал. Однако, 31 мая 1906г. на Столбищенской удельной даче (в 20 км от центра Казани) отцом и сыном Хлебниковыми была добыта подобная кукушка необычного внешнего вида и с нетипичным для кукушек нашего края голосом, более глухим. Опыт  наблюдений, приобретённый Хлебниковым во время экспедиции на Урал, позволил молодому исследователю отличить эту кукушку от видов, распространённых в Казанской губернии.  29 октября 1906 года на 403 заседании научного общества В.В.Хлебников сделал доклад “О нахождении кукушки, близкой к Cuculus intermedius Vahl., в Казанском уезде Казанской губернии”. На том же заседании студент Хлебников был избран членом-сотрудником общества. Его доклад был опубликован в Приложениях к протоколам заседаний и стал первой научной  публикацией будущего поэта⁷.        

      В фондах  Национального музея Республики Татарстан нами также обнаружены экспонаты, выполненные  будущим поэтом Велимиром Хлебниковым, это  чучело мыши-малютки и шкурка птицы синехвостки, и экспонаты, выполненные его отцом В. А. Хлебниковым -   чучело птицы колпицы обыкновенной и  коллекция птичьих яиц. Эти экспонаты являются ценными вещественными источниками, подтверждающими естественнонаучную деятельность Велимира Хлебникова и его отца.

     Приведем подробное описание экспонатов.

     Текст  учетной карточки экспоната⁸ ИНВ № 5140-1, ВЕЗ – 209 сообщает:

     Чучело – мышь-малютка. Зверёк в спокойной позе сидит на гнезде.  Гнездо из соломы, высокое (42 см) , закреплено на подставке. Очень мелкая мышь, хвост равен длине тела (120 мм), морда тупая, уши небольшие, окраска бурая.

История. Мышь добыта в Казанской губернии. Чучело поступило в музей от Хлебникова В. Сведения о данном чучеле опубликованы в каталоге Казанского городского музея 1909 г., отдел естест-истор., раздел «млекопитающие» № 96.

     Из биографических исследований о Велимире Хлебникове известно, что отец поэта, Владимир Алексеевич, опытный таксидермист, обучал своих сыновей изготовлению чучел. Поэтому мы считаем возможным предполагать, что чучело мыши изготовлено именно Виктором  (Велимиром) Хлебниковым , потому что экспонаты, выполненные его отцом, подписаны также и вторым инициалом, т.е. Хлебников В.А.

   Второй найденный нами в Национальном музее экспонат, выполненный Велимиром Хлебниковым, имеет номер  В-22868⁹. В  учетной карточке написано следующее:

      Шкурка птицы синехвостки добыта 18 июля 1905г. в местечке Конжаковский Камень, Павда, Ср. Урал. Пермская губ. Экспонат передан В.В.Хлебниковым.

       Дата находки и её место позволяют  утверждать, что эта шкурка была изготовлена самим будущим поэтом Виктором Владимировичем Хлебниковым во время его путешествия на Урал в 1905 году по заданию Общества естествоиспытателей Казанского университета.

    Перечислим также  экспонаты, переданные В.А.Хлебниковым, отцом поэта, в Казанский городской музей, ныне Национальный музей Республики Татарстан.

 - Колпик (колпица) ¹⁰, чучело птицы в спокойной позе на подставке.  Чучело упомянуто в каталогах Казанского городского музея 1905 и 1909 гг.;

 -  Соловей^11.  Тушка соловья, добытого в Ставка Сев. Части Малодербетовского улуса Калмыцкой степи Астраханской губ.;  

            

 - Коллекция птичьих яиц¹², собранных В.А.Хлебниковым в Астраханской губернии в дельте реки Волги. Яйца переданы в музей в 1905 году. Это яйца птиц: гоголя, скопы, балобана, стрепета, орла степного, нырка красноносого, чернети хохлатой, чайки-хохотуньи, 2 яйца дрофы. Всего 10 яиц.  

       Итак, в казанских музеях имеются хорошо сохранившиеся таксидермические экспонаты,  выполненные самим Велимиром Хлебниковым и его отцом более ста лет тому назад. Эти подлинники могут использоваться в качестве  экспонатов выставок, посвящённых Велимиру Хлебникову. Их осмотр может быть включен в туристский маршрут «Велимир Хлебников в Казанском крае».

 

 

                        Литература и источники.

1.Систематический каталог позвоночных животных Зоологического Музея Императорского Казанского Университета. Часть II: Птицы (Aves)  С.Лавров; Типо-литография Императорского Университета. 1907г.

2. А.С. Христофоров, Естественнонаучная деятельность поэта Серебряного века Велимира Хлебникова в Казанском императорском университете. – поисково-исследовательская работа ученика 10 класса средней школы № 43 г.Казани, представленная на Всероссийскую олимпиаду по школьному краеведению, Москва, 2004 г. (рук. А.Р.Биряльцева)

   3.А.Ф.Беспалов. К изучению орнитологической коллекции Велимира Хлебникова//Материалы Лихачёвских чтений.5-6 апреля 2007г. - Казань: РИЦ "Школа", 2008. - 256 с. стр.37-41

4.   SP.354,  A.virgo Linn, Малый журавль, красавка, №  С.К.354b, № Д.К. 2519, Птенец, Астраханск. губ. 1890, чучело (Систематический каталог, см. ссылку 1)

5. SP.120 L..aesalon,Briss,Дербник, № С.К. 120d, № Д.К. 2736, ♂, Паскотины, Павда,Ср.Урал, 24.IX.1905, чучело (Систематический каталог, см. ссылку 1)

6. SP.375, C.intermedius, Vahl, № С.К. 375, № Д.К. 2690, Бор в Ср.Урале., Павда,   23.V.1905, чучело (Систематический каталог, см. ссылку 1)

   7. Протоколы заседаний общества естествоиспытателей при Императорском Казанском Университете (приложение 240), 1904-1906,  36-37 годы

   Казань, Типо - литография Императорского Университета 1907г.

8. ИНВ № 5140-1  ВЕЗ – 209, Мышь-малютка,    Национальный музей Республики Татарстан.

9.   В- 22868, T. cyanurus Pallas, 1773 – синехвостка. Национальный музей Республики Татарстан.

10. Инв. № 4260. Колпица, чучело. Национальный музей РТ.

11. В-22867,  соловей обыкновенный, тушка, Национальный музей РТ              

12. Инв. №№ 5095 - 1,2,3,4,5,10, 11, 12, 13, 14, коллекция птичьих яиц, Национальный музей РТ.

 

 

Боева Галина Николаевна (СПб.).

«Зверинец» В. Хлебникова и «Проклятие зверя» Л.Андреева в художественно-смысловом поле начала века.

 

О литературной ориентации прозаической поэмы В. Хлебникова «Зверинец» (1909) на рассказ Л. Андреева «Проклятие зверя» (1908), равно как и  о влиянии на структуру «Зверинца» «символической поэмы» Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» (1885), уже было упомянуто [1]. Однако если учесть еще один вектор влияния – поэмы Ницше на рассказ Андреева, что ощутимо отразилась и на ритмике андреевского рассказа, и на его содержательном уровне (сцена с эротоманом – фабульная аллюзия на ницшевское «Я люблю лес. Тяжело жить в городах. Слишком много там сладострастных людей»), то оба текста включаются в единое интертекстуально-смысловое поле эпохи.

Кроме того, оба произведения вписываются в актуальную для начала века антиурбанистическую тематику (В. Брюсов, в том числе его переводы Э. Верхарна, А. Рославлев; М. Добужинский, Н. Рерих, Л. Бакст). Тема «города», важная для русских футуристов с их антиурбанистическим пафосом, важна и для Андреева, писательская стратегия которого выстраивается как исследование разных форм пограничного состояния, одним из воплощений которого и является у него город.

Если понимать детскость по-тыняновски, как вненаходимость в господствующей культурной парадигме, то такая позиция характеризует в равной степени как футуристов, так и Андреева. Хотя сам Андреев относился к футуризму крайне неоднозначно, его художественная практика, выразившаяся в отходе от нормативного культурного опыта, конституировании собственной поэтики без оглядки на символизм и реализм как доминирующие культурные традиции, в чем-то опережает и предвосхищает устремления футуристов, свидетельствует о  направленности вектора его творческого развития к новым авангардным формам. Возможно, здесь кроется одна из причин влияния Андреева на художественную практику футуристов – и Хлебникова, который высоко ценил писателя, и Каменского, который «делает» с рассказа Андреева первую повесть «Землянка». Примечательно, что В. Марков, возводя  русский футуризм к импрессионизму и к «идеологии примитивизма», в контекст последнего включает и прозу Андреева с ее интересом к «животному началу человека» [2].

Тематическое и стилистическое родство рассказа Андреева и поэмы Хлебникова, общая для них аллюзивность, восходящая к Ницше, а также авангардные по отношению к культурной традиции формы новаторства – свидетельство принадлежности обоих текстов единому художественно-смысловому полю и основание для  постановки вопроса о близости андреевской поэтики художественной практике В. Хлебникова.

 

1.        Григорьев В., Парнис А. Комментарии // Хлебников В. Творения. М., 1986. С. 679; Орлицкий Ю.Б. Строфические особенности прозы Андреева // Творчество Леонида Андреева: современный взгляд. – Орел, 2006. С. 90-97.

2.        Марков В.Ф. История русского футуризма. СПб., 2000. С. 32; 35.

 

 

Вестстейн Вилем (Голландия).

Философия чисел:  Паули, Юнг и Хлебников.

        

Известный физик Вольфганг Паули (1900-1958, Нобелевская премия 1945) был пациентом Карла Юнга. После терапии он с Юнгом переписывался более 25 лет. Одна из их любимых тем: мистика чисел и вообще связи между мистицизмом и физикой. Для Паули очень важное число 137 (константа разделения спектральных линий). Это число является также еврейским числом «каббала», написанным цифрами. Любопытно, что центральное число у Хлебникова – 317 – написано теми же цифрами. В докладе обсуждается – продолжая книгу А.Степанова «Число и культура» - основу этого числа и возможную связь с теориями чисел Паули и Юнга.

 

 

            Галиева Марианна Андреевна

Русская литература в контексте культуры Востока (Чехов, Цветаева, Хлебников: «духовное угадание»)

 

А.П. Чехов чувствовал «запутанность» действительности: «Значение Чехова "на пути" к культуре XX века в том, вероятно, и состоит, что он уловил симптомы [...] "непрозрачности", необъясненности. И, пытаясь внешне оставаться в рационалистических рамках, вольно или невольно раскапывал те основы "неразумности", которые станут предметом образного отражения в литературе последующих эпох» (В. Кошелев).  У Хлебникова в стихах мы найдем как прямой отсыл к чеховским рассказам, так и общность образа, которая, возможно, была найдена писателями «внутренним чутьем». (Бальмонт писал о Чехове: «<…>духовное угадание Чехова на протяжении десятилетий стало лишь виднее и очаровательнее, и большую, все большую силу благого колдования приобретает»). Так, в поэме В. Хлебникова «Каменная баба», уместно обратиться к «этнографическому комментарию», без которого сложно осознать творчество поэта. Хлебников, безусловно знавший мифы, фольклор, использовал образы древних культур, но всегда творил свой мир, свой миф. Рассматривая поэму в контексте восточной мысли, приходим к выводу, что каменная баба  выступает в роли небесной девы, Богини. В Японии существовал культ камней. (Камни считались особенным  явлением природы: «Любой камень наполнен сакральным смыслом», это хорошо видно на примере «сухих» и дзэнских садов). В поэме Дева – каменная, но все же живая – одушевление неодушевленного:

У девы каменные нивы –

Как сказки каменной доски                       

У Хлебникова  строчка – образ. Вот та «емкость», которая была характерной чертой творчества и Чехова, и Цветаевой. В начале поэмы возникает образ старика:

Старик с извилистою палкой

И очарованная тишь.                                              

После открытия пространства герой пропадает – следует описание «каменной бабы», при этом задается невписывающийся, на первый взгляд, в художественную ткань текста вопрос:

Я каждый день жду выстрела в себя.

За что?           За что? Ведь всех любя,

Я раньше жил, до этих дней,

В степи ковыльной, меж камней.                         

С этих строчек начинает проясняться образ старика и девы. Старик – путник, который стремится к небу:

Над серебристою молвой?

Рыдать, что этот Млечный Путь не мой?

Лирический герой  не может постигнуть его без помощи каменной девы, но она, будучи Богиней степей, природы, требует жертвы – вот почему: «Я каждый день жду выстрела в себя».       Такую ситуацию «сакрального убиения», ожидания смерти мы встречаем и у Цветаевой. В этом  заключается отношение к небытию с точки зрения Востока:

Я себя почувствовала воском:

Маленькой покойницею в розах.

……………………….

–  Так прошло – что у людей зовется –

На миру – любовное свиданье.                             

Любовь – смерть (временная), если герой выдержит испытание.

 

 

 

 

Дядичев Владимир Николаевич (Москва).

Параллели и перпендикуляры футуристической эстетики: В.Хлебников – В.Маяковский.

 

В ноябре 1913 года, в годы зарождения и самоутверждения русского футуризма, Д. Бурлюк, выступая с лекцией «Пушкин и Хлебников», заявил: «Мы находимся к Пушкину под прямым углом…» Думаю, что такую математическую, геометрическую терминологию вполне естественно использовать, говоря как о Велимире Хлебникове, поэте, лингвисте, математике, так и о Маяковском.

Вопросы общности, порой прямой переклички образных решений или словотворческих экспериментов Хлебникова и Маяковского не раз рассматривались исследователями. Менее исследована «математическая» сторона этой переклички поэтов. В настоящем сообщении мы хотели бы оттенить ту сторону их отношений, которая так или иначе касается исчисления, измерения – цифр, чисел, числительных.

 

Об этом, говоря о Маяковском и Бурлюке, как-то размышлял сам Хлебников: «Бурлюк родился 9.VII.1882, В. Маяковский 7.VII.1893, или между этой парой "учителя и ученика" прошло 365×11 дней или (3⁵ + 3⁴ + 3³ + 3² + 3¹ + 3⁰ + 1)×11. Почему число 11 — очень замечательное число — кажется нежным и сладким как мед? Как дружба?..»

В другом месте – уже о себе: «Между мной и Маяковским 2809 дней…».

 

Напомним моменты диалога Хлебникова и Маяковского предреволюционных лет.

По свидетельству В. Каменского, «Брик однажды созвал ученых-математиков к себе, и Хлебников прочитал доклад “О колебательных волнах 317-ти”. <…> о связи, заслуживающей имени “бумеранга в Ньютона” <…> Вскоре после “вечера математики” Маяковский – Брик выпустили журнал “Взял”, где Хлебников напечатал свой бумеранг в Ньютона» (Каменский В.В. Путь энтузиаста. М., 1931. С. 121). Фрагменты хлебниковских размышлений о роли цифр в истории, о цикличности событий во времени Маяковский действительно поместил в сборнике «Взял»: В. Хлебников. Предложения; Он же. Он сегодня. Буги на небе // Взял. Пг., 1915. С. 3, 14-16.

В связи с выходом сборника «Взял» (декабрь 1915), радуясь этому событию, В. Хлебников в те же дни написал стихотворение: «Моих друзей летели сонмы. / Их семеро, их семеро, их сто!..» (1, 363). В стихотворении важным является количественное определение футуристов сакральной цифрой семь, семеро.

Еще раньше, в начале 1913 года, приветствуя появление футуристического альманаха «Пощечина общественному вкусу» (в котором участвовало семь авторов), Хлебников написал стихотворение «Семеро».

А Маяковский в стихотворении «С товарищеским приветом, Маяковский» («Искусство коммуны», Пг., 1919, 9 февраля) пишет: «Дралось / некогда / греков триста / сразу с войском персидским всем. / Так и мы. / Но нас, / футуристов, / нас всего – быть может – семь…» (2, 28). Несмотря на то, что состав группы Маяковского к этому времени изменился и численно и персонально, поэт использует для ее обозначения ту же хлебниковскую сакральную семерку! Позднее, в поэме «Про это» (1923) у Маяковского появится герой (сам автор) – человек «из-за семи лет»…

Время – постоянный герой, постоянное «действующее лицо» всего творчества самого Маяковского (от – «Время! / Хоть ты, хромой богомаз, / лик намалюй мой / в божницу уродца века!..», 1913; до – «Время, вперед! Вперед, время!», 1929…).

В поэме «Облако в штанах» (1915) Маяковский, прозревая грядущее, писал: «Где глаз людей обрывается куцый, / главой голодных орд, / в терновом венце революций / грядет который-то год…» (1, 185). И вот «в терновом венце революций» пришел 1917 год. Маяковский «восстанавливает» пропуски в поэме. Сначала в журнале «Новый сатирикон» (Пг., 1917. № 11. 17 марта); затем – во 2-м отдельном, «без цензуры», издании поэмы (М.-Пг., 1918). В этих и во всех последующих публикациях стока 351 звучит уже так: «грядет шестнадцатый год». «Который-то год» стал «шестнадцатым». Но – шестнадцатый год, а не семнадцатый! Думаю, тут не обошлось без некоторой ревнивой оглядки на хлебниковские «разговоры» о 1917 годе… «Пророчество» Хлебникова («Учитель и ученик», 1913): « Не следует ли ждать в 1917 году падения государства?..» (6, кн. 1, 43).

 

Начало 1917 года Маяковский и Хлебников встретили, находясь в армии, – «ратниками II разряда». В марте 1917 года, получив неопределенного характера отпуск, Хлебников побывал в Киеве и Харькове, а к маю 1917 был уже в Петрограде. Маяковский служил в автомобильной школе, расположенной в Петрограде.

 

25 мая 1917 года в Петрограде состоялась демонстрация-шествие работников искусства в поддержку «Займа свободы». Этот заем был объявлен Временным правительством с целью материальной помощи фронту. Демонстранты двигались по Невскому проспекту. На открытой платформе автомобиля «будетлян – Председателей земного шара» находились Маяковский, Хлебников и Г. Петников.

Сам Хлебников в очерке «Октябрь на Неве» (1918) писал: «На празднике искусств 25 мая знамя Председателей Земного Шара, впервые поднятое рукой человека, развевалось на передовом грузовике… Так на болотистой почве Невы было впервые водружено знамя Председателей Земного Шара.

В однодневной газете “Заем Свободы” Правительство Земного Шара обнародовало стихи:

Вчера я молвил: гулля, гулля!

И войны прилетели и клевали

Из рук моих зерно…» (5, 181).

Позднее, в 1964 году, Г. Петников так описал эти события: «В грузовике были Хлебников… и я <Г. Петников>. Выехав, нарушая очередь машин, готовых к “параду”, мы вскоре… встретили Владимира Маяковского, он прыгнул через борт в нашу будетлянскую машину, в этот предземшаровский грузовик, и втроем вместе со сговорчивым  молодым шофером мы двинулись по Невскому… Маяковский читал стихи против войны… Хлебников читал: “Вчера я молвил: «Гуля! Гуля!»”…»

Эту картину надо скорректировать текстами из газет тех дней. Газета «Речь» в статье «День “Займа Свободы”» упоминает (одной фразой) об автомобиле будетлян: «Не особенно параден, не в соответствии с названием был автомобиль… “председателей земного шара”». О самом же шествии в газете говорилось: «День “Займа Свободы” удался, и чинные залы совета Академии Художеств недаром были превращены в мастерские, заваленные обрезками цветной бумаги, материй, плакатами, костюмами. Когда процессия тронулась от Академии, весело и нарядно на солнце запестрели грузовые автомобили, преображенные яркими плакатами, флагами, гирляндами, зеленью, цветами… Марсельеза, конечно, преобладала среди других мотивов в процессии, но манифестация менее всего походила на те, к которым мы привыкли в последнее время. Вместо черных и красных цветов – оттенки всех цветов радуги, вместо исключительно торжественных, унылых или грозных мотивов – оживленные веселые выкрики, зазывания, речи-экспромты и т.д. Манифестация не внушающая, а скорее праздничная» (А. Р-въ [А. Ростиславов]. «День “Займа Свободы”» // Речь. Пг., 1917. № 121. 26 мая. С. 6).

 

Что же читал Маяковский, находясь в своей солдатской военной форме в грузовике Предземшаров на этой «скорее праздничной» манифестации?.. Только что, 21 мая 1917 г., на страницах газеты «Новая жизнь» появилось его стихотворение, фактически – маленькая поэма Маяковского «Революция. Поэтохроника»…

Не был ли «Наш марш» Маяковского (явно по своему духу, пафосу, идее являющийся неким продолжением, развитием «Революции. Поэтохроники») «Маршем Председателей Земного Шара»?..

Наш марш: «Бейте в площади бунтов топот! / Выше гордых голов гряда! / Мы разливом второго потопа / перемоем миров города. // Дней бык пег. / Медленна лет арба. / Наш бог бег. / Сердце наш барабан…» И далее: «Зеленью ляг, луг, / выстели дно дням…»; «Радости пей! Пой! / В жилах весна разлита. / Сердце, бей бой! / Грудь наша – медь литавр» (2, 7). В марше – явно весенняя картина (Зеленью ляг, луг… В жилах весна разлита), пафос энтузиазма, напора, боевитости периода «Революции. Поэтохроники», а не осени – зимы 1917года (как обычно принято датировать «Наш марш»).

Справедливо и наблюдение исследователей, о параллелях «Нашего марша» с лингвистическими штудиями Хлебникова.

В свою очередь, Хлебников на одном из листков своей записной книжки под сделанным им графическим наброском – портретом Маяковского записывает строки из «Нашего марша»: «Дней бык пег / Медленна лет арба» (2, 44). Запись не датирована и условно относится исследователями к весне 1919 года – времени, когда Хлебников в Петрограде неоднократно встречался с Маяковским в домашних условиях. В те дни им были написаны стихотворные тексты, непосредственно связанные с Маяковским: «Напитка огненной смолой…», «Бег могучий, бег трескучий…» (2, 43-44).

 

 

 

Евдокимова Людмила Викторовна (Астрахань).

Художественные функции паремий в поэме-перевертне  В. Хлебникова «Разин».

 

Вопрос об особенностях творческого освоения В. Хлебниковым паремиологического материала (загадок, заговоров, быличек и др.) давно находится в центре внимания хлебниковедов (Р.Якобсон, Х. Баран, Б. Леннквист и др.). Однако поэма-перевертень «Разин» (1920) еще не стала предметом литературоведческого исследования в данном аспекте. Между тем  изучение художественных функций паремий в поэме «Разин» позволит углубить представления о фольклорных источниках жанра перевертня, продвинуться на пути осознания семантики и семиотики этого сложного хлебниковского текста.

Так, палиндром имеет определенные точки соприкосновения с общеславянской магической практикой, испытавшей влияние каббалистической традиции. Семиотической особенностью так называемых магических квадратов является, во-первых, универсальная референция (они могут быть направлены на любой объект) и, во-вторых, магическое отождествление означаемого и означающего[3]. Полагаем, аналогичные принципы определяют утопическую направленность поэмы-перевертня «Разин»:  манипуляции с фонемами при «передвижении» по тексту  от  конца к началу создавали образ власти над временем, структуру, которую поэт гипотетически мог применить к любому текстовому содержанию с целью преодоления энтропии.

Е. Фарино рассматривает палиндром в системе изнаночных актов народной культуры (примет, заговоров, календарной обрядности и др.), которые направлены на восстановление правильного развития событий через возвращение к  «началу начал», «генерационному узлу» [5, с. 51]. Однако специальный анализ поэмы «Разин», с привлечением  фольклорных текстов, проведен не был.

 Действительно, чтение «наоборот» Хлебников называл «заклятием двояковыпуклой речи»: поэт намеренно указал на связь своей поэмы с фольклорной заговорной традицией. Данное утверждение  может быть аргументировано и тем, что Хлебников заимствовал  структуру известной заговорной формулы («сростася тело с телом, кость с костью, жила с жилою…») из знаменитого Второго Мерзебургского заговора, на который обратили внимание крупные ученые-фольклористы России ХIХ –  начала ХХ вв. (Ф. Буслаев, Н. Познанский). В хлебниковской поэме предлог «с» замещается синонимичным «о», что позволило сохранить палиндром. В заговоре процитированная формула направлена на зарастание ран. При «прямом» чтении текста фольклорные реминисценции выражают противоположный смысл – столкновение противоборствующих сил в главках «Бой» и «Тризна». И только при обратном чтении, условно говоря, от полюса «смерти» к полюсу «жизни», восстанавливается семантика народного заговора.

Хлебниковский перевертень включает структуры, ассоциируемые и с фольклорной загадкой. Совпадение прямого и обратного прочтения реализует «эхо-образный принцип» прото-загадки, основной операцией которой  является  «идентификация-отождествление» [ср.:4, с. 25–29]. При этом прямое и обратное прочтение в перевертне образуют единое художественное целое, подобно вопросу и ответу загадки [ср.:4, с.30]. Сближает палиндром и загадку прием экспликации из одного текста – другого, сопровождающийся семантической идентичностью двух частей и различием в семиотике.

Показательно, что в поэме особое место отведено лешему русской былички. Как указывает Е. Фарино, мировой «генерационный узел» в годовом цикле персонифицируется в образе «мира-божества»  – Велеса-Волоса, свойства которого сохраняются в его «промежуточных» ипостасях (леший, домовой, русалка)[5, с.51].  Действительно, в народной мифологии леший реализует принцип «наоборот» (левая пола полушубка запахнута на правую и др.). Так, эхо из лесной глуши воспринималось как отклик лешего, повторяющего человеческие фразы с целью заманить в глубь леса и погубить[2, II, с.339]. Но и нейтрализовать проделки лешего, считалось, можно исключительно «оборотными» средствами: надеть вывороченный тулуп [2, II, с.329] , переворотить назад стельки в обуви [2, II, с.342].  Мифологические представления о лешем обязательно должны быть учтены в анализе содержания хлебниковской поэмы-перевертня. Образ лешего в поэме становится своеобразным генератором временного вектора.

Исследование паремиологического материала в поэме В. Хлебникова «Разин» позволяет выявить разнообразие механизмов создания иносемантических и иносемиотических выражений при обратном прочтении хлебниковского текста.

 

ЛИТЕРАТУРА

1.        Хлебников В. Разин // Хлебников В. Собрание сочинений: В 6т. Т. 3. Поэмы 1905–1922 / Под общ. Ред. Р.В. Дуганова. Сост., подготовка текста и примеч. Е.Р. Арензона и Р.В. Дуганова. – М., 2002. С. 251–262.

2.        Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. В 3-х тт. – М., 1994.

3.        Лекомцева М.И. Семиотический анализ латышских заговоров в каббалистической традиции  // Малые  формы  фольклора.  Сб. статей  памяти  Г.Л. Пермякова.   Сост.          Т.Н. Свешникова. – М., 1995. С. 105–120.

4.        Топоров В.Н. Из наблюдений над загадкой // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: Загадка как текст. 1. – М., 1994. С. 10–117.

5.        Faryno J. Паронимия – Анаграмма – Палиндром в поэтике авангарда// Wiener Slawistischer Almanach. Band 21. Wien, 1988. P. 37–62.

 

Лукьянова Ольга Сергеевна (Москва).

Идея универсума в поэзии В.Хлебникова: языковая система, мотивы, источники.

 

            Концепция числоречи Хлебникова дает основание полагать, что поэт мог использовать некую нумерологическую систему, связывающую значения звуков с числовыми символами. Однако Хлебников не копирует ни одну из существующих традиций нумерологии. В западных  нумерологических системах (пифагорейская, каббалистическая, халдейская)  действуют законы, противоречащие  ключевым принципам хлебниковского заумного языка. Называя слова «слышимыми числами нашего бытия», поэт мог решиться на создание собственной методики. Учитывая влияние Пифагора на творчество Хлебникова, можно предположить, что   символика чисел в концепции античного философа имеет некую связь с символическими описаниями звуков у русского поэта. Для Пифагора «элементы чисел являются элементами всего существующего», а для Хлебникова «азбука, общая для многих народов, есть краткий словарь пространственного мира». Оба мыслителя используют космо-геометрические  термины и цветовые характеристики для трактовки значений. Выявив смысловую близость ряда звуковых и числовых определений в концепциях поэта и философа, я составила таблицу соответствий звуков и чисел, основанную на сходстве их описаний. Появилась нумерологическая картина «двойников» чисел и звуков: М-1, В-10, Р-3, Б-3, С-1, Х-2, Л-2, Г-5, З-4, К-6, Н-0, П-7, Ч-7, Д-8, Ж-5. Затем была предпринята попытка проанализировать тексты Хлебникова, используя данные таблицы.

            В ходе исследования дается новая «числовая» трактовка неологизмов Хлебникова «манч», «чи брео зо», имен «Зангези», «Дэзес». Дешифруется стихотворение «Бобэоби пелись губы<...>».  Исследуются лингвистические эксперименты поэта в сверхповести «Зангези», выделяются числовые соответствия Эр и Ка, Гэ и Эль, Эм. Анализируются стихотворные произведения Хлебникова «Слово о Эль», «Гроза в месяце Ау», «От Каира до Калькутты<...>». В тексте «О степенях» (1922 г.) Хлебников пишет: «Некрасивые звуки построены на тройке (1, 3, 9, 27, 81....), красивые, нежные, приятные для человеческого слуха, на двойке, на в два раза больших тяжестях (1, 2, 4, 8, 16....)». В исследовании развивается идея четных и нечетных звуков у Хлебникова. Трактуется стихотворение «Воздушный воздухан».

 

                                  

Матвеева Татьяна Викторовна (Калуга).

 Поэтика кумулятивного сюжета в лирике В.Хлебникова.

 

            Кумуляция как тип сюжета была сформирована эпохой синкретизма. Наиболее последовательно это явление рассматривается на материале фольклора и применительно к нему. О возрождении такого типа сюжета в контексте эпохи художественной модальности пишет С.Н. Бройтман, анализируя кумулятивный сюжет на материале рассказов Л.Н. Толстого. Исследователь вводит понятие неокумуляции: «под влиянием более поздних сюжетных моделей возрождается и приобретает новые черты кумулятивный сюжет».

            В статье мы анализируем данное явление на материале лирики В.Хлебникова, рассматриваем виды кумулятивного построения  и те уровни текста, на которых осуществляется кумуляция. Также мы говорим о  функциях кумуляции как в конкретных текстах, так и в творчестве Хлебникова в целом. В статье также представлена типология форм кумулятивного и неокумулятивного сюжетов в лирике В.Хлебникова

 

Моретти Алессандра (Италия)

В. Хлебников: «И она ответила тихо…». O новом треугольнике Лермонтов-Врубель-Хлебников.”

 

Анализ стихотворения Хлебникова “И она ответила
 тихо… ” (т. I, ст. 224 по изданию Р. В. Дуганова,M., 2000) в связи с поэмой  Лермонтова  “Демон” и картинами Врубеля. Предлагается новый ‘треугольник’ Лермонтов-Врубель  -Хлебников по сравнению с статьей C. Graziadei, “ In memoria del Demone.  Lermontov, Vrubel’, Blok ”, 2007. Aнализируются аналогии между стихотверениeм
 Хлебникова и поэмой Лермонтова и одновременно общие темы поэтика Хлебникова и творчества Врубеля (мифологические фигуры, герои эпоса и фольклорa, восточные мотивы). Я
 попыталась объяснить самобытность этoй лирики на фоне других стихотворений  Хлебникова, особенно для того, что касается мифологии. Хочется наконец выделить
 opигинальный вклад Хлебникова и согласиться с интерпретацией Дуганова, который подчеркнул общность этого стихотворения с сверхповестью “Дети Выдры”, в которых дан
 анализ судьбы двух обычных людей. 

 

Мурзин Сергей Николаевич (Троицк, Моск. обл.).

Сравнительное жизнеописание. Уильям Гамильтон и Велимир Хлебников.

 

Приступая к сравнительному описанию биографий У.Гамильтона и В.Хлебникова, а на то, по нашему мнению, имеются все основания, очень трудно избежать искушения последовать «Сравнительным жизнеописаниям» Плутарха. Тем более, что сходство нам видится, главным образом, в индивидуальности двух выдающихся людей своих эпох. В то же время судьбы У.Гамильтона и В.Хлебникова значительно разнесены во времени и пространстве, они принадлежат различным историческим эпохам, по-разному были оценены современниками их достижения, существенно разнятся их биографии. Возникает вопрос, имеем ли мы достаточные основания, чтобы следовать линии Плутарха? Оправдание избранного подхода можно найти, прежде всего, в том, что у Плутарха «Сравнительные жизнеописания» посвящены величайшим мужам Эллады и Рима, а У.Гамильтон и В.Хлебников, безусловно, являлись выдающимися людьми своих стран, Ирландии и России. Кроме того, патриотизм героев представлялся Плутарху одной из важнейших ценностей, а У.Гамильтон и В.Хлебников, несомненно, являлись истинными патриотами своих стран. И, наконец, если отмечаемые нами в дальнейшем сходства в судьбах и характерах У.Гамильтона и В.Хлебникова покажутся кому-либо не убедительными, то и у Плутарха в ряде случаев проследить такое сходство довольно затруднительно, следовательно, и в этом отношении мы не уходим далеко от линии Плутарха.

Среди выдающихся представителей всех времён и народов можно выделить немногочисленную часть удивительно одарённых от природы людей, опередивших своё время и реализовавших свою одарённость в блистательных творениях. К таким людям, вне всякого сомнения, принадлежит выдающийся ирландский учёный Уильям Роуэн Гамильтон (1805-1865). Наиболее полная биография и основные научные труды У.Гамильтона представлены в книгах на английском языке, изданных посмертно. На русском языке литература о У.Гамильтоне заметно менее обширна.

Выдающийся русский поэт и мыслитель Велимир Хлебников (1885-1922) прожил короткую, но насыщенную творчеством жизнь. Всё,  что мы знаем о В.Хлебникове, содержится в немногих прижизненных публикациях и отрывочно во множестве посмертно опубликованных книг. Лишь много лет спустя после смерти В.Хлебникова стали появляться книги, в которых представлены более  полно произведения и  биография поэта.

Вслед за Плутархом заключим: «вот и всё, достойное упоминания, из тех сведений, какие нам удалось собрать» о У.Гамильтоне и В.Хлебникове. «То, что было между ними общего, сразу же обнаруживается в их поступках»: это природная одарённость, увлечённость поэзией и математикой, пифагорейский подход к трактовке роли чисел при описании природы, бескорыстная преданность науке и поэзии, гражданственность и патриотизм, декларация значимости своих открытий, намного опередивших своё время и непонятых не только их современниками, но и потомками.

 

Никульцева Виктория Владимировна (Москва)

Неологизмы Хлебникова и Каменского

 

В центре нашего исследования находится такое языковое явление, как наличие и функционирование идентичных неологизмов в поэтическом языке Велимира Хлебникова и Василия Каменского. Данные новообразования, представляющие собой дублеты, омонимы, паронимы и слова, находящиеся в отношениях производности, являются неотъемлемой частью неолексикона поэтов Серебряного века (под термином неолексикон мы понимаем совокупность индивидуально-авторских лексических единиц в языке писателя, занимающегося словотворчеством), в том числе поэтов-футуристов: А. Крученых, Н. Асеева, Е. Гуро, В. Шершеневича, Г. Петникова, К. Большакова, Б. Лившица, Р. Ивнева, Д. Бурлюка, В. Кандинского и др.

Деривационный и лексико-семантический анализ неологизмов, подтвержденный статистическими данными, показывает, что из всех поэтов-футуристов, входящих в окружение В. Хлебникова, только В. Каменский активно заимствует у него готовые неологизмы. Однако нельзя утверждать, что словотворчество Каменского носит неоригинальный характер. Факт заимствования хлебниковских неологизмов в поэтическом языке Каменского свидетельствует о том, что поэт является одним из самых последовательных (в лингвистическом отношении) учеников Хлебникова, который своими словообразовательными экспериментами подготовил базу для дальнейшего развития неолексикона русских футуристов в частности и поэтического неолексикона Серебряного века в целом.

В. Каменский не только заимствует удачные по форме (с позиций версификации) и в стилистическом плане словоновшества Хлебникова, но и активно строит на их основе новые неологизмы, а также восстанавливает гипотетические лакунарные звенья в деривационной цепи хлебниковских творений.

 

Панов Сергей Владимирович (Электросталь), Ивашкин Сергей Николаевич (Москва).

Перформатив Хлебникова: перевод традиции, стирание логоса и порождение реакции.

 

Поэзия – сконструированный дискурс, в котором речь идет о самой возможности дискурсивного конструирования. Преддискурсивный перформатив Пушкина - живое присутствие звучащего логоса. Строящаяся на автоаффективном начале как выраженном самоявлении духа, пушкинская феноменология поэзии и творчества обосновывает переход: явление идеи (воображение) – автоаффекция духа («волнение», «трепет») – выход духа в звучащую идеальность («звучание души») – дотекстовая артикуляция («мысли») – «моторика» письма и текстовое воплощение. Такая феноменологическая схема окажется опрокинутой в современной поэзии, где точкой отсчета будет признано не идеальное самоконструирование, но письменное «инобытие» идеи. Когда пушкинское гармоническое равновесие оказывается нарушенным, утрачивается выраженное в звучащем логосе онтолого-креативное единство мира, сознания и языка, возникает пустота, которую поэтический текст сможет мыслить как уход в молчание, поэзия становится поэзией о невозможности поэзии, об уходе из поэзии, о «преодолении» музы (Тютчев, Баратынский). Символистский проект переосмыслит романтическую и постромантическую стратегию литературного письма в чистом автоматизме желания - в редукции имени к чистому аффекту звучащей длительности – к звуку в концептуальной ситуации «поклонения звуку» (Блок), в которое обратилось поэтическое письмо как «музыкальный ритм». Этот ритуал футуризм переосмыслит как ритуал «солнцепоклонничества» в автоматизме революционной воли: диктат музы станет диктатом «долга», по «мандату» которого творится невиданная подмена имени как «единственная великая война из всех, какие знала история» в непрекращающемся воспроизводстве абсолютного революционного насилия. Самочувствие романтического героя преобразуется в футуристическом жизнетворении в форму организующей воли-к-смерти, которая и становится «величайшим коммунистом-организатором».

 В хлебниковской перформации поэтического письма смена акцента или перебив ритма и метра – не столько формальное средство для выражения «поэтического содержания», сколько само осуществление поэтического произнесения, в следе которого вписано забвение акцента как такового, сам раздел акцента: таким бессильным насилием хранится и стирается невозможная память об ударном слоге, память ударного слога, память как ударно-слоговый состав. Закавычить этот ударно-слоговый состав изначального поэтического логоса, вписав бесчастную часть непроизносимого (как в слове «Русь») – несомненная подпись Хлебникова, которой не требуется речевое обращение как самоудостоверение поэтического голоса, ставшего собственным неслышным эхом. Возможно, в бестактном такте этого произнесения, всегда не последнего последнего отголоска эха и кроется «проблемное поле» извлечения корня из «мнимой единицы», «праязыка» и «точки раздела к тому, что было и тому, что будет», поскольку перформатив Хлебникова – это не обращение речи, а время языка как возвращение безвозвратного в том ходе мысли, который всякий раз не присвоить в неразрешимом диалоге автора и героя. Время языка – форма производства бессознательной реакции (смеха) и письменного жеста.

 

 Перцова Наталья Николаевна (Москва)

Ранние словотворческие тетради Хлебникова: известное и новое.

 

Уже почти целый век неисчерпаемым источником публикаций раннего Хлебникова остаются его рабочие тетради 1907–8 гг., конволют которых ныне хранится в РГАЛИ (ф. 527, оп. 1, ед. хр. 60, 248 заполненных листов).

В 1910-х – 20-х гг. рассматриваемые рукописи послужили источником публикаций Д. Бурлюка (который пользовался и другими ранними тетрадями, до нас не дошедшими) и А. Крученых. В 1930-х гг. это были две тетради, хранившиеся в Государственном литературном музее (ГЛМ); Н.И. Харджиев в примечаниях к [НП] называет их «тетрадь I» и «тетрадь II»[29]. В начале 1940-х гг. они были переданы в РГАЛИ и там объединены в конволют. История тетрадей объясняет наличие на ее листах двойной нумерации: после объединения в конволют листам была присвоена новая, сплошная нумерация, на которую сейчас и ссылаются исследователи; однако сохранились и старые номера (проставленные либо в ГЛМ, либо еще до передачи в ГЛМ), и из  сопоставления старых и новых номеров видно, что эти тетради дошли до нас не полностью. В то же время в некоторых местах в конволют вшиты посторонние листы более поздних рукописей Хлебникова, отличающихся от основных и содержательно, и внешним видом.

Хлебникову обычно не доводилось держать корректур, и его вещи выходили в прижизненных изданиях в том виде, какой представлялся правильным его издателям. Поэт отмечал многочисленные неточности прижизненных публикаций, но реагировал на них по-разному: иногда отделывался легкой иронией (например, на выход какого-то издания под редакцией Крученых, скорее всего, «Изборника», 1914, он отозвался словами: «<...> издание Крученых / Где толпы опечаток / Летят, как праздник святок»), в других случаях впадал в ярость (например, написал возмущенное письмо после публикации Д. Бурлюком «Творений», 1914). Только непосредственное знакомство с рукописями позволяет понять исходный замысел поэта и истинный вид его вещей.

За прошедший век из этих тетрадей было опубликовано 176 фрагментов; 68 были впервые изданы при жизни поэта, остальные 108 – после его смерти. Распределение первых публикаций по годам выглядит так: 1913 – 13, 1914 – 55, 1928 – 32, 1940 – 18, 1993 – 8, 1994 – 7, 2000 – 33, 2004 – 1, 2006 – 3.

            Эти тексты распределяются по жанрам в таких пропорциях:

стихи – 71%

проза – 3%,

критика – 0% (1 текст),

заметки  – 18%,

работа со словом (списки,  и т. п.) – 8%.

При непосредственном знакомстве с самими рукописями творчество раннего Хлебникова предстает в новом, достаточно неожиданном свете не только благодаря уточнению отдельных темных мест публикаций, но и по другой причине: хорошо знакомые по многим изданиям стихи оказываются не столько отдельными произведениями, сколько частями некоего творческого континуума, единого сложно организованного текста. В тетрадях присутствуют такие грани, которые в публикациях отдельных произведений вне рамок общего контекста находят лишь слабое отражение или не отражаются вовсе.

Несколько лет назад нами были приобретены права на факсимильное воспроизведение этих тетрадей (по условиям договора с РГАЛИ наше издание должно быть осуществлено не позже 2012 г.). Издание практически подготовлено; оно имеет следующую структуру.

 

·        Факсимильное воспроизведение тетрадей.

·        Транскрипция.

·        Разного рода комментарии и справочные материалы.

·        Словарь неологизмов из тетрадей (около 3 тысяч лексем).

 

Если изданию полного текста этих тетрадей суждено увидеть свет, то перед читателем предстанет своеобразный творческий дневник, единый текст сложной структуры, способный сыграть значительную роль в понимании феномена Хлебникова.

 

 

Саул Ангелина (Австралия). 

Трансформация «говорящего субъекта» в персидских стихах Хлебникова.

 

В данной работе исследуется трансформация «говорящего субъекта» в персидских стихах Хлебникова. Цель работы – выявить «ориентализм» в  персидских стихах, и как это влияет на рассказчика, который связан с другими персонажами в этих стихах.

Для этого остановимся на концепте «Желание» у Ж. Лакана. Желание – это проецирование своих субъективных желаний во внешний мир,  проецирование своих субъективных желаний на другого, который обращает внимание на то, что это желание другого согласно его представлению.  То есть, желание - это все, что существует до оппозиции между субъектом и объектом, до репрезентации и производства. Концепт «взгляда» (gaze) приводит образ «себя», который необходимо разделен и взаимодействует с тем, кто считается «другим».

В  “Four Fundamental Concepts of Psychoanalysis”, взгляд является открытием: это не определенное действие  взгляда по квази-кантовской модели. По Лакану, взгляд - это момент, потеря и многообразное отношение между всеми. Это отношение, где нечто субъекта теряется, передается, и постепенно и всегда:  “To some degree, eluded in it – that is what we call the gaze”.

Одним из самых важных вопросов, на мой взгляд, является вопрос субъективности в персидских стихах Хлебникова. Воплощение и потеря себя через взгляд характерно для  разных рассказчиков, и поддерживает такую трактовку этих стихов. Например, в стихотворении «Ра»,  персонаж, «видящий очи свои в ржавой и красной болотной воде,/ Созерцающий свой сон и себя….» Возникает вопрос – на кого Ра смотрит? В этом стихотворении, глаза Египетского божества смешиваются с глазами Волги, но также  смешиваются со зрением Разина, который сам отвечает и смотрит на Ра, до того, как его шея «покраснела узкой чертой».

Эта фиксация на других (и галлюциногенное отношение, произведенное от каждого взгляда) у каждого субъекта стихотворения: тысячи глаз Волги, которые каким-то образом скрывают один из многочисленных глаз, хотя до конца непонятно чей именно глаз. Это гибкое понятие субъекта, взаимодействующего с  элементами, божествами, и народными мотивами, требует применение теории психоанализа для данного исследования, где будет разрабатываться идея стабильного рассказчика, который (в итоге) не существует.

На основании приведенных примеров можно наблюдать актуальность данной работы. Желающий субъект  «Где я скакал, как бешеный мулла», не может скакать сам по себе, без представления другого субъекта. Репрезентация субъективности оформлена с помощью проекции  другого, и представленная в стихах, может становиться более понятной с помощью  концепта  «желание», где желание -  это пространство, которое  начинает формироваться  в область, где требование разрушает необходимость. Эта область  требует, чтобы желание « which opens up in this guise of the possible gap need may give rise to here”.

 

Скороходов Максим Владимирович (Москва). 

Создание Музея русского авангарда (проект развития Дома-музея Велимира Хлебникова в Астрахани).

 

Астраханский Дом-музей Велимира Хлебникова, открытый в 1993 году и являющийся в настоящее время филиалом Астраханской государственной картинной галереи им. П.М.Догадина (АГКГ), на имеющейся площади не имеет перспектив для развития. Экспозиционная площадь составляет всего 304,4 квадратных метра, крайне малы площади для хранения фондов, нет пространства для создания удобных рабочих мест заведующего домом-музеем и сотрудников.

Часть нынешних экспозиций имеет мемориальный характер (фамильные посуда и мебель, личные вещи поэта, его сестры и отца), что определяет уникальный характер музея. Представлены также экспонаты, показывающие, как воспринимался В.Хлебников представителями отечественной культуры. Продолжают экспозицию художественные полотна Веры Хлебниковой, Петра Митурича, Мая Митурича, Степана Ботиева.

Поскольку Велимир Хлебников был тесно связан с художниками русского авангарда, естественным развитием существующего экспозиционного решения станет создание в здании, где расположен Дом-музей Велимира Хлебникоа, Музея русского авангарда как филиала АГКГ. Создание этого музея – путь не только расширения экспозиционного пространства, но и спасения хлебниковского музея. Дело в том, что здание, в котором размещается музей, построено в 1909 году и является памятником архитектуры областного значения, однако его второй и третий этажи занимают 12 жилых квартир. Наша идея о целесообразности создания музея на втором и третьем этажах здания позволит представить в Музее русского авангарда хранящиеся в фондах АГКГ работы В.Кандинского, И.Клюна, А.Куприна А.Лентулова, К.Малевича, И.Машкова, А.Родченко, О.Розановой, Р.Фалька, М.Шагала, А.Экстер и др. Перевод с первого на третий этаж служебных помещений и оборудование там небольшого зала для проведения литературных занятий со школьниками и чтения лекций позволит освободить пространство для расширения на первом этаже экспозиций, связанных непосредственно с Велимиром Хлебниковым. При переводе всего здания на баланс АГКГ появится возможность широко использовать дворовую территорию для проведения массовых музейных мероприятий.

 

 

Соколова Ольга Викторовна (Москва)

Поиск Лица как метаязыковая саморефлексия (В. Хлебников и Г. Айги).

 

Автопортрет как взаимная интенция субъекта и объекта, стремление к персонификации и визуализации «я» является предметом философско-культурологических исследований, касающихся феноменологии тела и лица, (А. Бергсон, А. Арто, Ж. Лакан, В. Подорога) и творческой практики авангардного искусства, направленного на самопрезентацию. Интенция авангарда на самоутверждение как самоотрицание отражается в формировании эстетического пространства, из которого изгоняется человек: со сцены (театр без актёра у Малевича), с полотен живописцев (беспредметность»). Процесс изгнания человека из пластического искусства проходит параллельно с попыткой обретения поэтом лица, поиском лирического героя, маркированного введением мотивов портрета и автопортрета

Стремление к самоидентификации и поиск лица поэтом в цикле Г. Айги «Листки – в ветер праздника (К столетию Велимира Хлебникова)» (1985) отсылает к текстам-«автопортретам» В. Хлебникова «Бобэоби пелись губы…», «Моя так разгадана книга лица…», «Одинокий лицедей».

Стихотворение Хлебникова «Бобэоби пелись губы…» (1908-1909) - футуристический манифест-автопортрет, преодоление границ текста и расширение четырёхмерной картины мира. В «портрете» Хлебникова, воспроизводимом Айги, развивается центростремительно-центробежное движение: «лицо» изоморфно слову («дорози») и обретает внутренний хронотоп («дороги»). В отличие от заумного автопортрета 1909 года текст Хлебникова «Моя так разгадана книга лица…» (1916) имеет визуальное выражение: «На белом, на белом – два серые зня!..». Характерный для авангарда мотив белизны трансформируется у раннего Айги в поэтический принцип «чистоты» («младенчески-чистые», «звезды / там / чисты»), а в более позднем творчестве – в эстетическую категорию пустоты-молчания. Айги, как и Хлебников, воспринимает лицо как белый лист с глазами:

а звезды
там
чисты (и вечными будут
если
Время отменится) чисты
бесчисленны и одиноки – и это
глаза Велимира
Последнего
Первого…

Диалог поэтов происходит на синэстетическом идиолекте Хлебникова: цвет («синь») смешивается со звуком («дорози»). У Айги «глаза» и «звёзды» оказываются в одной вселенской системе координат, маркируя авангардную «эсхато-космогонию» как творения  «сущностного» первослова.

Эстетика авангардной деформации как трагизм самодеформации выразилась в позднем творчестве Хлебникова («Одинокий лицедей», 1922): стремление к саморефлексии через автопортрет оборачивается созданием маски лицедея, замкнутостью в собственном лице и самоослеплением. В тексте возникает переходное пространство – сумеречное, сновидческое: амбивалентность глаза (объекта / субъекта) как многомерного видения – это выворачивание листа / лица, прозрение слепоты. Айги, выделяя Хлебникова среди футуристов, называл его единственным «спящим», «грезящим» поэтом. Диалог Айги с Хлебниковым акцентирует авторскую интерпретацию авангардного текста: «а светится душа голубоглазая / из сети призрачных «законов времени» / и все яснее лик». Принцип деформации авангардного творчества выражается как в затруднённости «прояснения» «лика», так и в трагизме языкового взаимодействия, в «болевом» самовыражении субъекта: «раненный хлебниковскими «сонными пулями…».

Творение текста Айги напрямую связано с рефлексией процесса словотворчества раннего авангарда. Анализируя формально-эстетические принципы футуризма, Айги занимает позицию сотворчества, экзистенциальной самоидентификации, направленную на «встречу» формы со смыслом.

 

Успенский Павел Федорович (Москва).

Хлебниковский пласт в «Эсхиле» Бенедикта Лившица.

 

Цикл «Эсхил», как одно из ключевых произведений поэта, можно рассматривать в разных контекстах. В предыдущих работах эти стихи проанализированы, исходя, прежде всего, из самого текста и привлекая ряд античных источников. Было также отмечено, что в некоторых фрагментах цикла Лившиц вступает в диалог с Мандельштамом[30]. На наш взгляд, различные биографические и литературные обстоятельства Лившица позволяют нам углубить понимание «Эсхила». Однако необходимо иметь в виду, что те смыслы, которые проясняются благодаря биографическому комментарию, часто являются дополнительными и не поддаются точной дешифровке.

Работа над циклом началась в октябре 1933 г., спустя месяц после выхода в свет «Полутораглазого стрельца». Это обстоятельство позволяет нам увидеть в «Эсхиле» лирическую вариацию воспоминаний. Действительно, в 1-й главе мемуаров поэт последовательно описывает Чернянку как древнюю Гилею; зарождающий футуризм на метафорическом уровне связывается с античностью. Античность «Эсхила», таким образом, может быть связана с литературной биографией поэта.

Так, например, неслучайным кажется тот факт, что главным героем стихов Лившица становится Эсхил – древнегреческий драматург, считающийся отцом европейской трагедии. В поэтическом цикле поэт проецирует на себя роль принципиального новатора, и это, очевидно, связано с программой футуризма создать новую литературу, сбросив старую с «парохода современности». С другой стороны, в перспективе XX в. Эсхил кажется архаистом, лишь подготовившим почву для дальнейшего развития драматургии. Думается, что этот факт связан с литературной эволюцией Лившица, который отошел от футуризма достаточно быстро и в дальнейшем нашел себя в разработке архаических для современности литературных традиций (ода, философская поэзия).

Согласно легенде, Эсхил был изгнан из Греции на Сицилию за разглашение тайн элевсинских мистерий. Как мы помним, ключевым для стихов Лившица является мотив отплытия, причем географическое путешествие оказывается в итоге траурным движением в небытие. Здесь, как кажется, отразились не только предчувствия поэта, вызванные деформацией культуры в конце 20-х – начале 30-х гг., но и вполне реальные события, а именно – публикация Лившицем «Полутораглазого стрельца», в котором поэт «разгласил» историю футуризма со своей точки зрения, не во всем совпадающей с формирующимся тогда каноном.

С нашей точки зрения, не только общая концепция, но и ряд образов «Эсхила» связаны с футуризмом, в частности, с фигурой Хлебникова. Повторяющееся на протяжении всего цикла обращение к кораблю – Свой черный парус напрягай!; Под парусом черным родная плыви феорида!; Свой черный парус раствори! – отсылает нас не только к мифу о Тесее, но и к манифесту «Труба марсиан», в котором отдельно была выделена строка: «Черные паруса времени, шумите!»[31].

С Хлебниковым связана и строка из первого стихотворения цикла – «Что коршун Персии?», отсылающая читателя к греко-персидским войнам. Однако здесь также может содержаться и намек на I-ю мировую войну, в которой Лившиц принял участие. Отъездом поэта-«скифа»-«дикого гилейского воина» на фронт оканчивается «Полутораглазый стрелец». В стихах, однако, перспектива меняется: теперь Запад ассоциируется с восточной Персией, а родная страна – с западной Грецией. Подобная трансформация требует дальнейшего объяснения, однако отметим, что оппозиция Восток-Запад растет, в частности, из совместной листовки поэтов, направленной против Маринетти.

В связи с изменением точки зрения, как в обсуждаемом выше случае, представляют интерес строки из 4-го стихотворения цикла: Над первозданной полнотою мира / Двойная Зевсом спущена завеса — / Числа и меры смертоносный свет. Можно предположить, что они связаны с теорией и поэтикой числа у Хлебникова. Заманчиво было бы связать их, например, с произведением «Скуфья скифа», носящее подзаголовок «Мистерия» (!), в котором появляется «Числобог»[32]. Допуская подобную зависимость, мы, таким образом, приходим к заключению, что Лившиц не только отошел от футуризма в своем творчестве, но и переосмыслил ряд важных его положений и тенденций. В этом смысле разительный контраст представляют текст «Трубы марсиан», устремленный к будущему, и «Эсхил», движущийся к архаике (см. 3 стихотворение цикла).

Возможно, строки из первого стихотворения - Мне за столом постылым Гомерида / Перепадали крохи невзначай – отсылают нас не только к легендарной фразе Эсхила, но и к футуристическому периоду Лившица. К сожалению, раскрыть биографический контекст с какой-либо точностью мы в данном случае не можем, но занятно сопоставить эти строки с фигурой Хлебникова. В мемуарах поэта, как мы помним, содержится очень яркое описание хлебниковских рукописей, показанных Лившицу Д. Бурлюком, которые «отбрасывали поэта в безглагольное пространство, обрекали его на немоту». То, что Лившиц был поражен открытиями Хлебникова с подачи Бурлюка, описано с помощью ряда Эсхил-Гомерид-Гомер. Впрочем, сказанное остается лишь гипотезой и относится к области дополнительных смыслов стихотворения.

Тем не менее, при привлечении футуристического контекста, «Эсхил» Лившица обретает новые горизонты прочтения.

 

 

Шатова Ирина Николаевна (Украина).

 Карнавализация образа Велимира Хлебникова в «Лапе» Д. Хармса: анаграмматическая трактовка.

 

Даниил Хармс, как и Велимир Хлебников, и многие другие поэты Серебряного века, увлекался составлением анаграмм и криптограмм. Испытывая «силу слов», Хармс нередко вводил в свои тексты именные анаграммы близких ему людей, прежде всего – любимых женщин. Например, в «Первом послании к Марине», адресованном второй жене поэта, звукообраз фамилии героини стал формообразующим фактором: «За то, что ты молчишь, не буду / Тебя любить, мой милый друг <…> Молчаньем, злостью иль обманом / Любовный кубок пролился, / И молчаливым талисманом / Его наполнить вновь нельзя» (МАЛИЧ, МАЛиЧ, МАЛИч).

Драматическое произведение Хармса «Лапа» (1930) предлагает для анаграмматического анализа любопытный и во многом показательный материал. «Лапа» посвящена первой жене поэта Эстер Русаковой, криптонимы ее имени вполне закономерно появляются уже в прологе: «подушку спутанных волос / перекрести ключом святым. / из головы цветок воростает <…> я невеста земляка <…> и отмечу я в тетради / встречи статуя с тобой <…> ты земля, а я престол» (ЭСТЕР, Эст…стер). Обнаруживаются в прологе и авторские криптонимы: «У храпа есть концы голос / подобны хрипы запятым <…> мне в колодец окунаться / мрамор духа холодить <…> По ударам сердца счёт / время ласково течёт» (Д. ХАРМС или Д. Харм…армс), «О статуя всех статуй / дням дыханье растатуй» (ДАНЯ ХАРМС).

 Многократно трансформируя в тексте слова, имена, смыслы (Ангел Капуста – Копуста – Компуста – Коптуста – Пантоста – Хартраста – Холбаста – Хлампуста – Хлемписта, Мария Ивановна Со сна – Мар. Ив. Сосна, «небо нябо небоби» и т.д.), Хармс открыто демонстрирует в «Лапе» и свои анаграмматические принципы. Так, анаграммы к слову беременная («И все же бреду я беременная / Батюшка! Это ремень но не я! / Батюшка! Это ревень но не мать!») можно рассматривать как дистантные в пределах одной строки (б…еременная), нескольких строк (бер…еременная), либо контактную на стыке строк (БЕРЕМЕННАЯ). Взаимоанаграмматичны имена персонажей АмЕнХОТЕП и ПОДХЕлукОв, фраза «Опусти агам к ногам» и имя АНГел КОПУСТА (или КАПУСТА, КОМПУСТА), многие другие слова, к примеру, Утюгова: «ему казалось буд-то рыбы / глотали воздух. / Глубь и голубь одно в другое превращалось <…> О небо небо, / то в полоску / то голубое как цветочек». Предваряя появление Хлебникова, Утюгов произносит текст, созданный по принципу фонетических вариаций на тему «Бобэоби пелись губы» – на основе контаминации лексем небо и бобэоби: «Небо нябо небоби / буби небо не скоби / кто с тебя летит сюда? / небанбанба небобей! / Ну ка небо разбебо

Хлебников (проезжая на коне) – пульси пельси пепопей! <…> А ты помнишь: день-то хлябал. / А ты знаешь: ветром я был». Здесь различимы не только анаграммы БОБЭОБИ, бобэ…бэоби, ПЕЛИСЬ, но и звукообраз фамилии поэта <Х>ЛЕБНИКО<в>, Хлебн…ебнико<в>. Образ Хлебникова карнавализируется в «Лапе» не только благодаря поэтапному «снижению» исходного описания действий персонажа (от «проезжая на коне» до «проезжая на бумажке», «скоча в акведуке», «скакал на карандаше»). Анаграмматический анализ свидетельствует также о фонологическом снижении и карнавализации образа: от сближения созвучий его фамилии со словами небо и бобэоби – до появления звукообраза фамилии великого будетлянина в фонетическом составе фраз, описываюших профанные образы и фигуры: «А ты помнишь: день-то хлябал», «боги воги нуки вуки”. / Из Полтавы дунул дух / полон хлеба полон мух / кто подышет не упи / мама воздуха купи» (Хлебн…никову), «А что с ним долго церемониться, – сказал проходящий мимо столяр сезонник похлёбывая на ходу одеколонец. – Таких бить надо» (ХЛЕБНИКОВ). Позже М.М. Бахтин отметит, что карнавальный смех – универсальный, тотальный, амбивалентный, он веселый и насмешливый, «он направлен на все и на всех», направлен «на высшее», поэтому карнавальному снижению подвержены не только недруги, но и кумиры, и гении. 

 

Щукин Михаил Александрович (СПб.).

«Часовая механика Бытия» в хронотопе драмы (на материале произведений В. Хлебникова, А. Блока, А.Платонова).

 

1. На рубеже XIX-XX веков в русской и западноевропейской драме появляется образ нового человека. «Новая драма» преображает античный идеал богоборца, придает ему земные черты, черты, и «новый герой» уже не в силах противостоят Року. Однако меняется само понятие Судьбы, иначе рассматривается связь между «богами» и «героями».

2. В античной мифологии боги, как и люди, были подвержены земным страстям, что являлось основой конфликта (в греческих трагедиях эта связь более явна, в театре эпохи Возрождения и в XIX веке, конфликт богов спрятан от зрителя, находится за пространством сцены, но, тем не менее, полного отказа от него не происходит) в новом театральном контексте распределение ролей меняется, и теперь сюжет пьесы определят, кто наделен правом быть богом и вершителем судеб, а кто находится в плену у Судьбы и Времени. Время же, в свою очередь, становится не просто категорией Бытия, не  конструктом, но действующим лицом пьесы.

3. В русском символическом театре категория Времени не только переосмысляется (рассуждения о смерти и вечности вложены в уста героев), но часто мифологизируется. Александр Блок обращается к средневековой теософии, к идеям Августина Блаженного, апокрифам, а также к христианским мистическим учениям. Сценическое пространство пьесы «Король на площади» с точки зрения механики и архитектоники соотносится с циферблатом часов: герои подобно стрелкам движутся вслед друг за другом. Но в какой-то момент идеальный механизм нарушается, и поведения героев обуславливается разным направлением движения, которое тем не менее, происходит в рамках одного заданного круг. Однако в пьесе нет ответа на логичный вопрос о том, кто нарушил привычный ритм —Зодчий, Поэт, или же вовсе Шут (как некое рациональное зерно, как праведник, не боящийся жестокой правды, и в чем-то богоборец), в отличии от пьес Велимира Хлебникова, который обращается не только к христианской символике, но к славянскому язычеству.

4.  Структура пьесы В. Хлебникова «Аспарух» основана на «ложном хронотопе»: с самого начала «время» сломано, испорчено. В. Хлебников не только совмещает контексты двух разных эпох (в основе пьесы история скифского царя Скила и образ хана протоболгар Аспаруха, которых разделяет примерно 1000 лет), но создают собственную мифологему о связи времен и пересечений линий судьбы. Особым образом строится и хронологическая символика: автором изначально создан образ предсказания — как футуристической истины, но на протяжении пьесы эта идеология опровергается, тема «замкнутого круга судьбы» решена в авангардном ключе — с помощью антропоморфного принципа.   

5. Тенденция построения пьесы по законам «часовой механики» характерна и для позднего русского авангарда: «заумные» пьесы Ильязда, «Елизавета Бам» Даниила Хармса, «Иван Васильевич» Михаила Булгакова,  «Jордано Бруно»  Игоря Тереньтьева. Андрей  Платонов в пьесе «Четырнадцать красных избушек» одновременно рассматривает «идеальное время» и систему «сломанных часов». С одной стороны, согласно Хозу, «мир существует по поводу одного пустяка, который давно забыт», с другой, — Суенита «томясь и сдерживаясь» произносит: «Бога нету нигде — мы одни с тобой будем горевать...»

6. Таким образом, принцип «часового механизма» по-разному был интерпретирован в драме первой половины XX века, авторы обращались к античной мифологии, схоластической философии, к законам жанра агиографии, древнерусской литературе, «Теории относительности». В статье предложена попытка анализа этого литературного феномена в творчестве В. Хлебникова, А. Блока, А. Платонова. 

 

Щетников Андрей (Новосибирск)

Загадка первой строфы. Чётные строки — четырёхстопный ямб. Третья строка — пятистопный (с угадываемой цезурой после третьей стопы). А что представляет собой первая строка?

Первое прочтение. В основе строки прочитывается устойчивое словосочетание «пословицы и поговорки», вложенное в размер пятистопного ямба: «Весны пословицы и поговорки». Тогда и вся строфа понимается как построенная по схеме чередования пятистопного ямба в нечётных строках и четырёхстопного ямба в чётных.

Весны пословицы и поговорки
По книгам зимним проползли.
Глазами синими увидел зоркий
Записки стыдесной земли.

Второе прочтение. «Скороговорки» — слово-пружина. Оно и само является скороговоркой (самоотнесение). И его держат четыре «о» — обращённое эхо последнего ударного «о» (в слове «поговорки» их было три). Тогда первая строка в свёрнутом виде звучит так: «Весны пословицы и …ворки». Это уже не пятистопный ямб, а четырёхстопный — но со сжатой пружиной «скорого-», между третьей и четвёртой стопой. Добавочная пятая стопа в третьей строке — как противовес этой пружине в рамках общей системы равновесий:

Весны пословицы и <скорого>ворки
По книгам зимним проползли.
Глазами синими у<видел>зоркий
Записки стыдесной земли.

При таком прочтении третья стопа во всех четырёх строках оказывается безударной; и эта безударность представляет собой «пробел», который может неопределённо растягиваться и заполняться «скороговорением». Если же всё-таки мы будем держаться первого прочтения, то тогда отсутствующее ударение в третей стопе нечётных строк будет играть роль дактилического окончания полустиха перед цезурой; это место предваряет дактилические рифмы нечётных строк второй строфы.

Во второй строфе размер меняется на трёхстопный анапест — при том что слоговая длина стиха осталась приблизительно той же самой. А про стихотворение в целом можно сказать, что оно построено по простой двухчастной форме музыкального произведения.

Поступая в духе Хлебникова, для которого буква и звук были одной нераздельной сущностью, в качестве основы для фонетического анализа выписываю гласные и полугласные буквы (а не фонетическую транскрипцию).

еы ооиы и оооои
о иа ии оои.
ааи иии уие оий
аии ыеой еи.

о оё ооиоо яиа
яо е ооёы её
эи и ооая а-аеа
ооо ееао оё.

Здесь просматривается звуковая инструментовка, без труда воспринимаемая на слух. Первая строфа держится на «о/и», вторая — на «о/ё» и «а/я». Во второй строфе появляются «я» и «ё», в первой строфе отсутствовавшие.

Ярко выраженная цветовая тональность обеих строф: синее «и» и жёлтое «ё». В первой строфе прозвучало слово «синий»; а во второй строфе слово «золотой» повторено три раза — полная смена палитры.

Синий цвет небес — цвет мысли, мечты, бесконечности, истины. Золотой цвет солнца — цвет жизнеутверждающей воли, творческой энергии, царственности. Оба цвета образуют неразрывную пару: «золото на голубом».

Две строфы — две разных времени весны, которые приблизительно определяются как начало марта и середина апреля.

Чтобы уловить настроение первой строфы, возьмём для сравнения весеннюю тему у Тютчева: «Ещё в полях белеет снег, а воды уж весной шумят». Вешние воды, о которых пишет поэт, слышны всем, они «блещут и гласят». У Хлебникова — другое: «записки стыдесной земли» видны не всякому, но лишь внимательному и зоркому наблюдателю природы. Это — следы позёмки на плотной поверхности снега, изменившийся цвет берёзовых ветвей на фоне небесной лазури, особый отблеск заката на заснеженных стогах. «Зимние книги» — белые страницы снега, и одновременно — «книги судьбы», по которым можно читать будущее, прозревая время сквозь время. Для сравнения: «есть запах цветов медуницы среди незабудок» (то есть в цветах начала июня всё ещё слышен запах первоцветов конца апреля). Тот, кто видит, выходит в другое измерение мира, перпендикулярное по отношению к оси времени; его синеглазость как отсвет вечного неба над его головой.

Вторая строфа — чистейший авангард, поэтический и живописный. Смысловые инверсии: «сквозь сеть тополёвых тенёт виден полёт золотистого мячика» = «сквозь полёт золотистого мячика прямо в сеть тополёвых тенёт». «Мать-мачеха» — ещё одно солнце, и поэтому она тоже оказалась в небе, в ветвях тополя. Почему она «черепашка»? — у неё чешуйки на стволе. И она в самом деле «ползёт». Возможный аналог в живописи: цикл «Времена года» Михаила Ларионова, состоящий из четырёх картин в лубочном стиле (1912).

«Контур лубка очень разнообразен, в большинстве случаев совершенно свободный, рассматривающий предмет целиком в разных плоскостях с разных точек зрения, занесённых на одну картину. Это, так сказать, примитивное рассмотрение предмета с разных точек зрения, так как сам в себе предмет нерушим, но только на плоскости распределяется в разных положениях. Но у них есть и более сложные построения — рассмотрение... самого предмета с разных сторон и разных точек зрения (как у наших современных художников Пикассо и Брака), причём это последнее, выдвигаемое лубками и нашими теперешними художниками, является наилучшим доказательством уничтожения времени, так как в один момент дается то, что можно получить, обойдя глазом предмет, что требует уже известного течения времени» (Михаил Ларионов. Предисловие к каталогу выставки лубка, 1913).

В. П. Григорьев в своей книге [1986] посвящает семантике неологизма стыдесный, единожды употреблённого поэтом, отдельный очерк. Он рассматривает это слово как производное от слова стыд: «Стыдесный не просто заменяет собой слово стыдливый, а как бы помогает ему, выражая необходимые поэту оттенки смысла, образные детали и связи, передача которых затруднена для нормативного слова». При этом по аналогии со словами небесный, чудесный и неологизмами будесный, инесный допускается возможность переноса ударения с первого слога на второй, — переноса, задающего дополнительную полиметрию первой строфы. Впрочем, в итоговом рассуждении говорится о диффузном значении слова, которое «совмещает в себе значения стыда и стужи, стыдливости и застылости».

 Семантические толкования такого рода слишком индивидуальны, чтобы претендовать на непременную доказательность. И всё же на мой слух слово стыдесный в этом стихотворении Хлебникова не отсылает к стыду вовсе, но говорит о какой-то особой форме стужи. Исходное слово стыдь упоминается у Даля с примером: «В такую стыдь люди не ездят». Мы находим его у Лескова («стояла жестокая стыдь», «погода всё хуже да хуже, стыдь всё лютее»), Бунина («такая стыдь да ещё с туманом к вечеру завернула»), Пришвина («стыдь, говорят, была — страсть!»). Впрочем, Зинаида Гиппиус соединяет во одном слове стыд и холод:

Как скользки улицы отвратные,
Какая стыдь!
Как в эти дни невероятные
Позорно жить.

И всё-таки мне представляется, что стыдесный у Хлебникова — значит «впустивший в себя стужу», «затвердевший от холода». В воздухе уже на мгновение пахнуло будущей весной, но жёсткий наст, на котором видны записки, ещё долго будет пропитан холодом. Ведь именно эта верхняя корка снега воспринимается как страница зимней книги — а не та земля, которая скрывается под снежной толщей. Земля в феврале нисколько не оголена — так что стыдиться ей пока что нечего.

«Что ещё приходит в голову — при таком подходе (с 4-стопной первой строкой и пружиной) главным «героем» (и агентом) как раз становится явление редукции — ...ворки; и <скорого->, которых быть не должно, поэтому максимально «пробалтываются» — тогда в последнем стихе к этому эффекту «кольцо» — мать-мачеха, потому что более естественно «мать-и-мачеха», а здесь <и> ушло в небытие — при том что мать-и-мачеха (весенняя) теперь вместо «математики» (из зимних книг), «оживляет» её в духе Фёдорова (прочитанная зимой синими глазами математика теперь ползёт = живёт цветком) — тогда и «черепашка» = реанимация «черепа» (череп и череп-аха у ВХ не раз вместе) — и надо оговорить, что фоновая метафора здесь что-то вроде «книга природы» или «Природа как Единая Книга» = а все трансмутации и преображения происходят в глазах читателя.

Или условно два ряда:

зима	Весна
ямб 4/5 × 2, двойка	анапест 3 × 3, тройка
книги (печатное)	пословицы и скороговорки (устное)
математика	мать-и-мачеха
смерть (мачеха)	жизнь (мать), воскрешение/оживление
череп	Черепашка

Ну, и характерные для ВХ инверсии — одно создаёт другое, потому меняются местами».

Григорьев В. П. Словотворчество и смежные проблемы языка поэта. М.: Наука, 1986.

Щетников А. И. Заметки о стихотворении Велимира Хлебникова «Есть запах цветов медуницы...» В сб.: Интерпретация и авангард: Межвузовский сборник научных трудов. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2008, с. 26–33.

 

 

 

 

---

[1] Ср. Леннквист 1999,с. 13-26;  Hacker 2002, 2004; Obermayer 2005; Вестштейн 2007; Niederbudde 2008..

[2]  Близость «Зангези» и «Досок судьбы» отмечал в своих последних работах и докладах о Хлебникове В.П.Григорьев.

[3] Мне представляется такая формулировка адекватной по отношению к Хлебникову, который в одной из автобиографических записей (РГАЛИ, архив Хлебникова) пишет, что ему нравятся такие художники, как Ботичелли, но в своей работе он примыкает к линии Пикассо.

[4] Григорьев  2000; 2006..

[5] Иванов 1998, т. I, с. 256.  Подробное обсуждение сходств в циклическом понимании времени у Йейтса и Хлебникова составило тему одной из глав  содержательной книги: Perloff 1990, pp. 71-98.

[6] "By making a round trip on a rocket ship in a sufficiently wide curve, it is possible in these worlds

to travel into any region of the past, present, and future, and back again, exactly as it is possible in

other worlds to travel to distant parts of space" , Gödel 2001. О возможном продолжении идеи Гёделя см. Modgil 2005; Yourgrau 2004. Критические замечания см. в рецензии на последнюю книгу Stachel 2007. Хлебникову это развитие идей Эйнштейна не могло быть известно, но основные принципы специальной и общей теории относительности он знал, Бёмиг 1996.

[7] Eddington 1929; 1948; ср. Gamov  1967, pp. 313-314. Могут представить интерес также недавние  гипотезы о E8 : Lisi 2007.

[8] В рукописи и в издании текста ДС (л.7) Хлебникова неоговоренная ощибка- Щербина вместо Щерба.

[9] См. подробно: Старостин 2007.

[10] Владимирский 2000.

[11] Подробный обзор истории вопроса с библиографией: Ray; Mukhopadhyay,  Ghosh 2007.

[12] Мне представляется недооцененной роль Эддингтона как одного из первых, кто отчетливо положил понятие структуры в основу своего понимания устройства мира (структуру он понимал в математическом духе, как его современники- школа Бурбаки).

[13] Funkhouser 2008. Ср. обсужддение  проблемы больших чисел в Funkhouser 2006: Barrow 2003; .Blank 2004.

[14] Rees 2001; 2002.

[15] Modgil 2005.

[16] Кузьменко 2000.

[17] Баран 2002, с. 129-130, 160 (примеч.13 и 14), 168-169.

[18] Баллод 1917 (ссылка в книге Баран 2002  имеет в виду скорее всего отдельный оттиск), ср. Матье 1939,с. 103; Большаков 2001, с.150, прим.4. Здесь и далее принимаю условную передачу древнеегипетского имени «двойника» как ка (другую условную транслитерацию проводит в своей книге Большаков 2001 passim; Ю.Я. Перепелкин принимал транскрипцию[ko], основываясь на поздних коптских данных).

[19] Тураев 1898.

[20] Turayeff 1917. В западноевропейских и американских работах обычно ссылка дается на последующее немецкое издание всего папируса: Struve 1930, S.135.

[21] Нейгебауэр 1937, с.144-146.

[22] Выгодски1 1967; Ван дер Ванден 1959, с. 47 (там же на рис. 10 воспроизведение по изданию Струве иероглифической транскрипци молодого Ю.Я.Перепелкина, показывающей, что в оформление итогов работы Б.А.Тураева были втянуты лучшие силы тогдашней ленинградской египтологии); ср. Лурье 1933; Cassina 1942; Раик 1958, 1967.

[23] Struve 1930,  SS.157-169; ср. об альтернативных истолкованиях  задачи (как относящейся не к полущарию, а к полуцилидру или куполообразному амбару): Нейгебауэр 1937, с.146; 1968, с.90; Веселовский 1948; Ван дер Ванден 1959, с. 44-45; Выгодский 1967, с.73-74.  Работа над текстом, легшим в основу  немецкого издания Московского папируса, была закончена к 1927г. (Выгодский 1967,с.11), поэтому ее результаты могли быть тогда известны чинарям и их ученым знакомым.

[24] Отрывок  издавался в статьях и книгах о Хлебникове не раз, ср. Баран 2002. с.128.

[25] См.  характеристику в конце историографической главы кн.: Большаков 2001, с.30.

[26] О различении Ка фараона и простых его подданных у этих двух ученых ср. в историографическом обзоре : Большаков 2001, с. 30-32.  О понимании Египта Френкфортом ср. также Иванов 1984.

[27] Подробный разбор ее отношений к арабским (Куделин 1996) и персидским  версиям легенды еще предстоит; о соотношении  с поэмой Низами см. (вне связи с «Ка») в кн. : Тартаковский 1986, с. 45-84.  В более широком аспекте о Хлебникове и Востоке Mirsky 1975; Иванов 1999, с. 193-196.

[28] Хлебников 2004, с.120.

[29] Об обнаружении им этих тетрадей в конце 1935 г. он сообщает в письме другу Хлебнкова, Н.В. Николаевой (Новицкой): “Новость: в Центр<альном> музее литературы я обнаружил самые ранние тетради Хлебникова – 1908 г.” [РО РНБ, ф. 1087, № 71, л. 18 об.].

[30] См.: Успенский П. Из «Комментариев» к стихотворному циклу «Эсхил» Бенедикта Лившица: интерпретация и диалог // «Сохрани мою речь…» (записки Мандельштамовского общества). Вып. 4/2. М., 2008. С. 626-652; Успенский П. Стихотворный цикл «Эсхил» Бенедикта Лившица: попытка интерпретации // Опыты анализа художественного текста. Сост. Н.А. Шапиро. М., 2008. С. 184-203.

[31] В. Хлебников. Творения. М., 1986. С. 602

[32] Там же. С. 537-541